Непреднамеренное отцовство - стр. 39
— Почему ты не ложишься спать? — спрашивает Нажинский, когда я спускаюсь в кухню из детской спальни. Хочется чаю. А он сидит с ноутбуком.
— Планирую измерить температуру Роме скоро.
— Ты же сейчас измеряла.
— Она может резко вырасти. Если это случится, я дам ему лекарство.
— А не проще предупредить? — он пожимает плечами. — Дать превентивно.
— Нет, — я включаю чайник и присаживаюсь на стул возле стола. — И так приходится давать часто.
— Это опасно? — спрашивает как-то иначе, чем обычно.
— Что это? Температура? Скорее всего нет. Обычный вирус, думаю. Но я тревожная мать, поэтому для меня каждый эпизод болезни Ромы — нечто ужасное.
— Тогда тебе нужен психотерапевт. А ребёнку можно дать лекарство и не тревожить бесконечными измерениями.
Вот же ты умный, Нажинский!
— Так у тебя всё просто! — шиплю, обернувшись к нему. — Сам сходи к психотерапевту, а то тебе зачем-то стало необходимым удовлетворить потребность в семье, а как это сделать по-нормальному, никто не научил.
Выплёвываю ему это, а потом прикусываю язык. Наверное, про не научили не стоило. Вдруг у него действительно было трудное детство, а я тут сыплю соль на рану.
А с другой стороны, почему мне не должно быть плевать? Он устроил мне проблемы на работе, а потом натравил опеку, и я уверена, что это его рук дело. Так что я имею права не жалеть Нажинского. Он не маленький ребёнок.
— Я не понимаю твоих возмущений, София, — говорит он абсолютно спокойно, будто рассуждает о процентах прибыли. — Очевидно же, что жизнь со мной имеет намного больше плюсов.
— Серьёзно? — оборачиваюсь и складываю руки на груди. — Например?
— Это настолько понятно, что меня даже удивляет, что человек с таким складом ума, как у тебя, этого не понимает. Возможность жить в столице, возможность получать более высококвалифицированную медицинскую помощь, более качественное образование, шире возможности культурного развития.
Он всё просчитал и совсем не понимает сути.
— Семья — это не только возможности, Ярослав, — говорю устало, потому что у меня абсолютно пропадает какое-либо желание спорить. Это ведь как со стеной. — Это любовь, ласка, душевное тепло, взаимоподдержка. Это улыбки по утрам и тихие разговоры вечером на кухне, понимаешь?
— Мы сейчас тихо разговариваем на кухне.
Из чего он сделан? Из стали? Из камня? Даже камень нагревается от тепла ладони. Но не Нажинский.
— Спокойно ночи, — качаю головой, потому что объяснять что-либо просто бесполезно, и ухожу к Ромке.
Утром я вскидываюсь с ощущением, что случилась беда. Почти восемь. Восемь! А температуру я Роме измеряла в шесть. Спрыгиваю с постели и бегу к нему.