Неправильный солдат Забабашкин - стр. 1
Максим Арх
Неправильный солдат Забабашкин
Эпиграф
Раскатистый грохот взрыва прозвучал неожиданно и вывел меня из сна. Затем ещё один. И ещё. Последний бухнул прямо за окнами, и выбитые ударной волной стёкла с жалобным звоном полетели внутрь помещения. От поднявшейся пыли сразу же стало нечем дышать. В коридоре раздались женские и мужские возгласы. Соседи по двухместной больничной палате, которых отчего-то оказалось гораздо больше одного, громко крича: «Немцы!», судя по удалению голосов, начали выбегать в коридор.
Я же, ничего не понимая и ничего не видя, постарался взять себя в руки, сел на кровать и, шаря рукой по стене в поисках кнопки вызова медперсонала и стараясь успокоиться, спросил:
– Товарищи, что случилось? Что происходит? – И, видя, что мои слова за шумом и гамом, творившимся в коридоре, почти не слышны, тоже закричал: – Господа-товарищи, позовите, пожалуйста, медсестру!
Но, к сожалению, все мои попытки привлечь хоть немного внимания к своей персоне оказались тщетны – меня никто не слушал и не слышал. В коридоре творился форменный бедлам – все орали, все спорили, кто-то плакал и стонал. Суеты же добавил ещё один взрыв, что, как мне показалось, произошёл на крыше очень престижной больницы, в которую я лёг по квоте. Очередь в это элитное заведение длилась годами. Операции стоили баснословных денег, и я боялся, что к тому времени, когда подойдёт моя очередь, уже полностью потеряю зрение.
Но нет, случилось чудо – три дня назад мне позвонили, и через день я уже лежал на операционном столе, где врачи произвели не только лазерную коррекцию, но и квалифицированное оперативное вмешательство. Дополнительная сложность заключалась в том, что операцию нужно было проводить сразу на оба глаза, но, к счастью, врачи справились. По их словам, операция прошла вполне успешно, и вот теперь, когда казалось, что всё плохое позади, я попал в такую непонятную передрягу, да ещё и в состоянии ничего не видящего.
В повязке с закрытыми глазами мне предстояло проходить семь дней. И вот на тебе – такая невезуха. Сижу с завязанными глазами, а террористы атакуют больницу бомбами. Предположение о том, что за окном мог взорваться какой-нибудь газовый баллон, например, использующийся для сварки или для нагрева пластиковых натяжных потолков, я даже рассматривать не стал из-за несостоятельности. Вряд ли взрывная волна от такого баллона могла достичь девятого этажа клиники, на котором располагалось хирургическое отделение.
В подтверждение моих слов на улице почти одновременно раздалось ещё несколько взрывов, которые ко мне в палату принесли не только осколки стекол, что не были выбиты ранее, но и больно ударившие по телу комья земли.
«Что же там за мощность заряда в этих взрывных устройствах, если они на такую высоту могут землю зашвыривать?» – очень удивился я.
К этому времени, так и не найдя проклятую кнопку вызова, которая должна была располагаться на стене рядом с изголовьем кровати, решил, что спасение утопающих – дело рук самих утопающих.
А потому набрал в лёгкие как можно больше воздуха и истошно заорал во всю глотку:
– Сестра! Медсестра! Я в палате номер девятьсот тринадцать! Нужна помощь!
Понимая, что из-за взрывов за окном и шума в коридоре меня могут не услышать, продолжил кричать, уже встав с кровати.
– Сестра! Медсестра!
К величайшему счастью, мои действия таки сумели возыметь нужный эффект.
Ко мне кто-то подбежал и, схватив за локоть, ангельским, красивым девичьим голосом произнёс:
– Давайте, Забабашкин, берите меня за руку и идёмте вниз.
– Забабашкин? – удивился я, но руку не отверг, а наоборот, вцепившись в неё, потребовал: – Девушка, скажите, что происходит.
– Немцы прорвались. Уже в городе. Сейчас эвакуация будет. Приказано всем срочно спускаться к выходу.
– С девятого этажа? – обомлел я, прикидывая, как тяжело будет идти по ступенькам тем, кто лежит тут с проблемами на ногах или вообще тяжёлым. Впрочем, и мне, «слепому», тоже было далеко не сахар идти наугад в атмосфере паники.