Неправильный оборотень - стр. 7
На бабку невозможно злиться и обижаться, ласковая она.
– Оленёнок ты мой, Горушка, – ещё хлеще сказанула. Эх, бабка! – Ты ишшо не большой, вот после праздничка побольшеешь маненько. Как обернёшься, как покажешь, кто ты есть таков, так и большим считать можно. А так… побудь пока маненьким, дальше уж не придётся.
Урус совсем разухмылялся, над башкой руками рога маячит, а из-за его спины Арыска рожи корчит. Обидно.
Реву раненным оленем:
– Баб, да какой я тебе оленёнок, я даже салат не ем!
– Глазоньки-т у тя прямо оленёнковы, больши да ласковы, даже кады на бабку обижаисси. Глянешь в твои глазыньки, будто олешек из лесу прибежал. Так бы и схрумала!
– Ба, я волком буду, хищником!
– Хишником? Ха, а ты знашь, оленьи-то тоже хишники?!
У Арыски с Урусом, да и у меня наверно, глаза круглыми стали, и рты пооткрывались. Правда, Урус спохватился, пасть прихлопнул, но глаза таращил.
– Ты думашь, олешек на лугу просто так травку щипет? А вот, ежели в травке той птичкино гнездо с яичками встретится, он его и схрумает заздорово живёшь. А и не с яичками, даже с птенчиками не побрезгует. Зайков, конешно, не ест, а вот гусеничка какая на листке, быстро в живот отправится. Эт ладно. А вот ты думал когда, почему волки и оборотни редко оленину едят? А и едят, то какого-нибудь старого или калечного оленя? Они ж знашь, какие сильные! На вожака кинуться только сдуру можно. Копытом звезданёт, сам волчьей звездой станешь! К вожаку, даже к покалеченному, не вздумай подходить, только кода сам помрёт. Охотиться можно, ежели какой оленёнок от мамки да от стада сдуру отбежал. Или какой старый аль больной, там с ногой переломанной, попадётся. А если к оленёнку другие олени побегут, собирай зубы, лапы и удирай, а то быстро на рога подымут. Вот как, любого хишника умоють.
Бабка пожевала тонкими сморщенными губами и, припоминая, продолжила:
– Правдоть, мы с Тырком, вашим прадедом, однораз такого олешку освежевали. Мясцо молоденько, мягонько, косточки сахарные…
Бабка рассказывала, а сама облизывалась, да так, что у нас слюни закапали, тоже заоблизывались.
– Значит, пошли мы в лес с мальцами – Ларс, дед ваш, да Ррык постарше, они уже вовсю перекидывались. Да Гронт, он-то в первый раз. Ну, в полнолуние как и положено попервости. Надо ж мяско приготовить малышу. А с утреца в лесу-то облава была – говорили, людоед завёлся. Грешили на оборотней. Ан, нет! Волк оказался, потом нашли. Ну так, стало быть, облава-то была, знамо дело, всё зверьё расшугали. Оно бы и бестолку – в лес соваться после облавы. Однако вот оно, полнолуние. Гронту перекидываться пора, хошь-нехошь пойдёшь. Это щас шаман оборотёнку мозги на место поставит, уговорит зверя не вылазить, а тогда-то Ррык да Ларс знать не знали, что придумают таково… Ну вот, пошли мы, значит, в лес. Да курицу прихватили. Знамо дело, дикий зверь налучше всего, да ведь облава… Ну, стал быть, идём покамест человеками, Тырк перекинулся, штоб пробежаться, авось, како-нить зайку пришмыгнуть. Ан, нет. Даже белки не цвыркають – и их напужали. А слышу, Тырк рычит. Хруст поднялся. Рёв такой громкий, трубной! И не поймёшь спервоначалу, что за зверь-то такой? Я бегом перекинулась, Ларс и Ррык за мной, да к Тырку. А там олень молоденький, да не телёнок уже, рога растут, в тело вошёл, в самом соку. Молодой, а силища-то – не балуй! На такого охотиться стаей нужно, а нас два волка да щенки. Правда, у олешка нога сломана, как щас помню, левая передняя. Видать, бежал от облавы-то, не глядючи, да в ямину али нору угодил. Да только силища, ему ж тож жить охота! Тырк, значит, справа оленя отвлекает, а тот башку наклонил да рогами качает. А рога-то о пяти отростках – красотень, только заденет такой красотенью, враз щенки осиротеют. Мы ж не на охоту шли, оружья никакого не прихватили, только зубы. Ну я, значит, пока олень меня со щенками не чует, оббежала кругом, да из-за кустов и вцепилась ему в левый бок да отпрыгнула скорей. Олень-то от боли совсем забыл про ногу-то, взвился, а нога возьми и подломись! А тут ещё и подвезло, ямина небольшая подвернулась. Нам-то о четырёх лапах и незаметно, а ему-то в самый раз пришлось. Оступился зверь, грохнулся, да рог евоный один с размаху ка-ак в землю воткнётся – и ни туды его, и ни сюды. Лежит на спине, ногами дрыгает, от рогу-то башку ему вывернуло, горлом кверху. Давай кусай! Тырк-то и рванул. А глаз у олешка, прям как у нашего Горушки, кра-асивы-ый! Только жалобный, слезой затёк. Ну, как ни жалко, а кушать надо. Оглянулась на пацанов – бежали за мной два щенка да пацан человечий, а прибежали три щенка. Так и не поняли, как Гронт перекинулся. Ох, щенкам и радости было! Напрыгались, потявкали, пока олень отходил – он же ещё потом ногами дрыгал. Нае-ели-ись! Потом с собой ещё на суп взяли. Большой олешек был! А вкусный-то какой! Об эту пору, пока молодые, олени самые вкусные. Да, говорю ж, такого не завалишь без стаи, да играючи, как у нас сподобилось. То удача…