Размер шрифта
-
+

Неправильный оборотень - стр. 21

– Время пришло, выходи. Не бойся, я с тобой!

Почувствовал, что в какой-то момент не опираюсь рукой о колено, а стою руками и ногами на земле. По площадке от одной стороны к другой прокатился непонятный шум, похожий на изумлённое восклицание, и наступила тишина…

Я распахнул глаза и увидел прямо перед собой… удивлённые глаза коричневого цвета. Рога.

Рога?!

Переступил ногами и руками. Руками?

Напротив меня переступил копытами молодой олень. В зеркале.

Олень?!

Я вытянул шею, олень в зеркале напротив потянулся ко мне, чёрный бархатный нос зашевелился, пытаясь что-то унюхать. В нос шибанул сильный запах травы, изрядно истоптанной, потом накатила волна смеси запахов людей и звериных шкур. В ушах зазвенели голоса птиц и жужжание насекомых.

Раздался чей-то шёпот, прогремевший в ушах:

– Какой краси-ивый!

Я нервно дернулся, в зеркале напротив олень передёрнул золотистой шкурой и запрядал ушами.

Вдруг послышались мягкие шлепки прыжков и низкое утробное рычание. Слегка повернувшись вправо, увидел, как на поле выбегают оборотни и сразу оборачиваются в волков. Вон ещё один.

Да это же дикие!



Взрослые оборотни, не проходившие «осознание». Да что взрослые! Вон и Мирак, дружок Арыса, перекинулся в толстолапого волчонка, к своим родителям пятится. Сразу и вожак у диких обозначился – Гром, волк-одиночка, уже немолодой, и шкура вся в шрамах.

Я стоял, ничего не понимая, когда рядом со мной возникли перекинувшиеся отец и мать. Увидел седую шкуру вожака, вот и Урус скалится на диких, целительница Верена, Арон, Орринкин отец, даже мать её – полярная лисица, и другие «осознанцы».

А это что такое? Бабка! Бабка Мьяра перекинулась! Старая волчица… Шкура совсем седая, кое-где даже с проплешинами, на холке шерсть дыбом поднялась, лапы тряслись от напряжения – того и гляди, свалится на землю, но рычит, рычит изо всех сил!

Бабка была ближе всех к диким. Гром рыкнул на старуху, и на меня накатило понимание, что бабку сейчас сметут и могут даже убить. Из-за меня! Диким я не понравился.

Да плевать! Не дам мою бабулю в обиду!

Один прыжок, и я перед самой мордой Грома. Наклонил свою – оленью, оскалил зубы и злобно зарычал, заревел. Я наступал на дикого, не прислушиваясь к звукам, только сосредоточился на волчьей морде с рваным шрамом, распахавшим нос и нижнее веко левого глаза. Краем сознания уловил, что моё горло издаёт какие-то странные утробные звуки, но сейчас самое главное, что этот дикий чуть не убил мою бабулю-у…

– Загр-р-ры-с-с-з-зу-угр-р-ры!

Волк и вся его свора медленно стали отступать. Гром сначала прижал уши, поджал хвост и, коротко взвизгнув, отвёл глаза. Я поднял голову, обвёл взглядом свору диких. Волки прятали глаза и уже не скалились, поджимая хвосты.

Страница 21