Неправильная звезда - стр. 46
Возможно, Радован чем-то и отличался от коллег, только он не находил в себе ничего особенного, если, пожалуй, не брать в расчёт свою чрезвычайную медлительность и вредную привычку везде и всегда куда-то опаздывать. А ещё он мог неподвижно часами сидеть на диване без всякой пользы для себя. Нельзя даже сказать, что он таким образом предавался праздным и бесконечным мечтаниям. Да и какие там могут быть мечтания, если в голову лез всякий мусор: нелепые музыкальные фразы, которые невозможно сыграть; странные обрывки мыслей, не имеющие никакого смысла; какие-то неясные воспоминания, большей частью порождённые ложной памятью и пришедшие неизвестно откуда и неизвестно зачем.
«Опять бездельничаешь! – упрекали его домашние. – Хоть бы пол подмёл или пыль вытер, а то какой от тебя, бездельника, толк!»
Радован нехотя брал тряпку и начинал механически водить ей по всем встречаемым поверхностям. Нередко случалось, что музыка настигала его даже за таким занятием. Она подхватывала его невидимой мощной волной, сначала поглощая его самого, затем всё пространство вокруг, преображая зримое и незримое под свои нужды так, чтобы ничто не мешало новой симфонии или кантате. На целый мир, с его тревогами, заботами и печалями, ниспадал плотный, незримый занавес, из-за которого к единственному слушателю не проникал ни звук, ни цвет, ни строфа, ни слово. Для Радована не было ничего прекраснее этих волнующих минут ожидания музыки, когда где-то там, вдалеке, он различал знакомые настройки небесных скрипок и виолончелей, когда на едва очнувшуюся от внезапного движения сонную сцену мироздания выкатывался волшебный рояль и кто-то осторожно прикасался к его живым клавишам.
Пожалуй, у Радована не было в жизни ничего более значительного, чем эти счастливые часы и минуты, проведённые у вселенской сцены. Остальное время не приносило ему никаких эмоций и переживаний, оно казалось ему бессодержательным и неинтересным. Возможно, оттого Радован совсем не стремился к общению, не следил за новостями и модой, не желал ни славы, ни денег, был безразличен ко всему, за исключением музыки, струящейся из небесного эфира, которую другие люди отчего-то не могли слышать.
Радован вообще не понимал, зачем существует окружающий мир и это горделивое и самонадеянное человечество, если они не способны дарить, подобно небу, такую же чистую и глубокую музыку.
Коллеги знали о всех странностях и чудаковатости Радована и не удивлялись, если он вдруг уходил в себя и замирал, устремив свой неподвижный взор куда-то вдаль.
«На то он и гений!.. Гений, что с него взять!» – понимающе перешёптывались коллеги, глядя на притихшего Радована. А он смотрел вверх, туда, в далёкое щедрое небо, где невидимый пианист тихонько пробовал живые клавиши на волшебном рояле.