Непогода - стр. 21
— Дурака?
— Вер, ну...
Я поднимаю на Антона взгляд. На его лице отражается досада: все-таки понимает, что ляпнул что-то не то, но сожаления нет. Только досада из-за невовремя сказанных, невыгодных сейчас слов.
Во мне резко и оглушительно вскипает обида, в груди что-то взрывается и бьет в голову, отрезая связь между речевой функцией и сознательностью, и я срываюсь:
— То есть, если я решилась на брак без любви, так все — не котируюсь за привлекательную женщину? А что насчет тебя в таком случае? — Мои вопросы преисполнены язвительности. — Или как обычно в патриархальном мире уже есть оправдание, восхваляющее самца? Что ты там мне плел тогда в кафе? Истерички тебе надоели? И, — я делаю истерично-насмешливую паузу и картинно морщусь, — дай вспомнить... Требовательные «соски» еще там были, да? Джентльмен ты мой. Мистер рациональность. Так вот, — теперь я почти кричу, пусть и шепотом: — Иди к черту. Я не хочу и дальше жить с куском льда под боком, мнящим себя почетным призом для женщин.
— Что за дичь ты сейчас несешь? — спрашивает Антон холодно, выплевывая слова через сжатые зубы.
Мы снова встречаемся взглядами, и на миг я, кажется, успеваю побывать в роли сказочной Герды: мне теперь наверняка известно, как больно смотреть в глаза заколдованному Каю.
— Правду, Антон, — отвечаю я устало, но не без язвительности. — Я «несу» правду. Не беспокойся, через полчаса меня здесь не будет. И правды — тоже.
Быть может, ссора выматывает каждого из нас, но остановиться уже не получается. Стоя в разных концах комнаты, мы продолжаем попытки задеть друг друга, вбрасывая в воздух бессмысленные фразы с заведомо наполненным упреками подтекстом.
— Вот уж от тебя не ожидал подобной херни, — заявляет Антон грубо и чертыхается, а после с видом оскорбленной добродетели, решившейся на самоотверженный акт милосердия, уточняет: — Не желаешь успокоиться и поговорить утром?
— Нет. — После сказанного им недавно развод кажется особенно верным выходом из сложившейся ситуации. Для меня так точно. — Я уже все обдумала.
— Ну и дура. — Выплюнутое напряженными губами оскорбление обходится мне новым спазмом боли в области груди. — По хрен, — Антон резко взмахивает руками, словно в порыве желания что-нибудь ударить, но до любой твердой поверхности все равно не меньше метра, и движение остается пустым. — Делай что хочешь. Не ной потом.
— Не буду, — бросаю я в ответ и, развернувшись, иду в спальню, не желая больше ничего слышать. — Можем не волноваться.
К счастью, за моей спиной не раздаются шаги. В комнате я наконец могу побыть одна.