Неожиданно Заслуженный артист - стр. 2

Один из любимых рассказов отца, которому исполнилось девяносто три года, – это слышанная всеми членами семьи сотни раз история моего рождения. Именно этим фактом, действительно имевшим место, он объясняет мою связь с музыкой на протяжении всей жизни.

Итак, я родился в обычном роддоме города Орджоникидзе, ныне Владикавказа, ровно в шесть утра под звуки Гимна Советского Союза. Он торжественно загрохотал из настенного радио в больнице. Хорошо, что акушерка не вытянулась, как положено, по стойке смирно, а продолжала принимать меня на белый свет. В противном случае я бы выпал из… её рук и ударился головой о кафель, что не прибавило бы мне ума и музыкального вкуса. Не знаю, действительно ли такое быстрое знакомство с хорошей музыкой – а согласитесь, гимн Александрова гениален – определило мою дальнейшую привязанность к творчеству, но, повторюсь, так случилось на самом деле.

Мой батя, в тот момент капитан ВВС, был, как говорится, душой любой компании. Он очень прилично играл на балалайке и семиструнной гитаре, душевно пел популярные в те годы песни. Мама тоже пела хорошо. Где в нашем доме пряталась гитара, я не помню. Но она точно была и по праздникам, как гость, появлялась за столом. То, что мой папа умел играть на гитаре, казалось мне таким же привычным, понятным и обязательным, как красивое платье мамы. Как холодец и салат «Оливье». Как торт «Наполеон» к чаю.

Жили мы в военном городке в пригороде Орджоникидзе. Из окна нашей квартиры был виден Казбек. Наяву, а не на пачке отцовских папирос. Казбек – это гора. Орджоникидзе – это Северная Осетия. Северная Осетия – это Кавказ. Итак, мой батя – кадровый военный. Дома мы его видели редко. Иногда он брал меня с собой на службу, и я целый день проводил с солдатами. Посему праздники и застолья случались нечасто. Поэтому и гитару я видел от случая к случаю и никакого интереса к ней не проявлял. Куда заманчивей и многозвучней мне казался баян старшего брата Кольки. Колька ненавидел его всеми фибрами своей души. Родители определили Николая в музыкальную школу – учиться играть на этом инструменте. Брат не переваривал всем своим мальчишеским нутром и баян, и музшколу, поэтому со злорадной радостью разрешал мне давить на все кнопки бедного инструмента и ногами, и руками, а также растягивать меха со всей детской дурью в надежде, что я покалечу баян и он, свалив на меня вину, не пойдёт на занятия. К его глубокой печали, мне это сделать не удавалось по причине малолетней слабости рук и ног. Кроме того, инструмент был более чем качественным. Немецкий «Weltmeister». Это я потом, по старым фотографиям, узнал.