Неотения - стр. 3
В больнице врач выходит к нему и говорит, что поскольку это уже второй инсульт, то прогноз не утешительный…
ГЛАВА 2
Мелкий дождь, заметный только в свете фонарей и фар проезжающих мимо машин, вызывает в его памяти образы чего-то тоскливого. Может, именно поэтому он и не любит такой дождь, так похожий на его жизнь. Он не знает, куда идти и к чему стремиться, и последние шесть месяцев живёт по инерции, но когда-то и она должна закончиться, и ему кажется, что этот день настал именно сегодня. Дождь идёт, и он вместе с ним – не зная, куда и зачем. Серый скучный город, почти без прохожих, усугубляет гнетущее чувство одиночества. Только тень скользит за ним. И в том, как она, так похожая на него, медленно вырастает у ног, а потом растворяется в бесконечности дороги за его спиной, есть что-то загадочное и пугающее.
Капли падают на сугробы, пробивая в них дыры, от чего они становятся ноздреватыми и теряют свою привлекательность. Деревья напитаны водой дочерна. На дороге каша из песка и льда. Ни птиц, ни собак, ни кошек… Только люди и машины. Справа – забор школы, слева – дорога, по которой его обгоняет машина скорой помощи. Максим останавливается. Впереди него скорая?!!! Нет, только не это! – словно удар тока проскакивает мысль, и тут же внутри него просыпается надежда. Надежда на что? Он не знает, но бежит за машиной, как за надеждой, а в голове бьётся только одна мысль: «Куда, куда она едет?». Он резко останавливается на углу перед своим домом. Ничего. Он облегчённо вздыхает, сам не зная, то ли от того, что машина не остановилась возле его подъезда, то ли от того, что она не остановилась вообще.
Привычно поднимается на третий этаж и звонит в дверной звонок, до которого он, пока не доучился до девятого класса, не доставал. Дверь открывает соседка, старая подруга мамы, тётя Надя.
– Как она? – спрашивает Максим тихо.
– Всё так же.
– Хорошо, – говорит он, раздеваясь в прихожей. – Хотя ничего хорошего в этом нет.
– Ну, тогда всё, я пойду домой? – спрашивает тётя Надя и смотрит на него из-под очков. Максим хочет задать вопрос, но она, зная, что он обычно спрашивает, опережает и отвечает: «Лекарства она выпила, подгузник я ей надела, давление сто тридцать на девяносто, а пульс частый – сто десять. Сейчас она спит, так что не буди её».
Тётя Надя уходит, и начинается его дежурство у постели матери. На кухне он пьёт чай с бутербродом, на вкус напоминающим бумагу. В комнате, где спит мама, холодно и пока что тихо, пахнет лекарствами и ещё чем-то таким, от чего хочется убежать как можно скорее и дальше, но бежать некуда. Максим садится в кресло. Кроме усталости и чувства долга не осталось ничего. Даже любовь к матери как будто бы умерла за эти полгода. Он переворачивает песочные часы и смотрит, как нематериальное время превращается в материальные частицы песка, падающие вниз, и засыпает…