Неосторожность - стр. 31

Дорого, правда. Ресторан не из тех, куда бы она пошла, если за ужин не платит мужчина. Я вижу, как она считает в уме. И помню, каково это – проводить вечер с людьми, привыкшими ни в чем себе не отказывать, когда у тебя всего пара долларов в банке.

Однажды в колледже я пошел с однокурсниками в ресторан на Верхнем Ист-Сайде. В бумажнике лежала моя первая кредитка. Вручая ее мне, отец сказал: «Уолт, это только на самый крайний случай». У меня было еще с полсотни долларов наличными, тогда это было целое состояние. Один из наших, сын винного импортера, выросший в роскоши в Коннектикуте и Англии, мимоходом уведомил нас, что будет икру. Другие, кому так же повезло, тоже заказали. Я сглотнул, увидев цену. Потом он заказал вино – шампанское и бордо.

Я не привык так жить. Часть меня жадно тянулась к новому опыту, другая ужасалась расточительности. Не забывайте, мы не были бедны. Но моя полностью контролируемая жизнь, в которой имелись только карманные деньги, интернаты, загородные клубы и колледж, уберегла меня от подобного разврата. Я честно заказал самое дешевое блюдо в меню. Какую-то курицу. Это, конечно, не имело значения. Когда принесли счет, мы поделили его поровну. Я пришел в ужас, увидев, что моя доля составляет почти сто долларов. Никогда в жизни не тратил таких денег на еду. Если мои товарищи были так же поражены, то им удалось это скрыть. Я узнал, что таково правило. Джентльмены не спорят из-за счета. Неохотно протягивая карточку, я чувствовал себя полным идиотом, особенно при мысли о тех, кто обожрался за мой счет.

Когда я рассказал отцу о случившемся, он заверил меня, что заплатит по счету. На сей раз.

– Надеюсь, это послужит тебе уроком, – сказал он. – В следующий раз я тебя выручать не стану.

Я наклоняюсь к Клэр и шепчу:

– Не волнуйтесь. Мы угощаем. Вы – наша гостья.

Она молчит, но глаза ее полны благодарности. Красивые глаза.

Мы делаем заказ. Нам приносят напитки. Потом тарелки горячего саганаки, это большей частью расплавленный греческий сыр. Изумительно вкусно. Тарамасалата, хлеб, оливки. Вино. Мы много смеемся, Гарри поднимается и рассказывает смешную историю, изображая акцент и исполняя своего рода танец, отчего мы все рыдаем от смеха.

Наконец приносят стейки. Большие куски поджаристой говядины, толстые, с обуглившейся корочкой соли и перца, с капающим с боков искристым жиром. Мы набрасываемся на них, как ездовые собаки.

– Боже мой, я в жизни ничего вкуснее не ела, – задыхается Клэр.

Мы все одобрительно мычим, нам слишком хорошо, чтобы перестать жевать.

Кладя в рот очередной кусок, я ощущаю, что Клэр напряглась. Смотрю на нее, беспокоясь, не подавилась ли она. Но дело не в этом. Она что-то увидела. Я оглядываюсь в направлении ее взгляда.