Неон, она и не он - стр. 67
– Как замечательно увидеть вас вновь! – непривычно приветствовал он ее низким бархатным голосом, не торопясь уступать дорогу. Она, вместо того, чтобы ответить, рассматривала его, выискивая дефекты.
Русская порода – это отсутствие породы. Есть, конечно, своеобразие, особенно заметное у молодых. Например, мягкость и расплывчатость черт. В свою очередь, взрослые лица, как русский пейзаж – широки и запущены. И если бы не женщины, украшающие своей иконописной метафоричностью косноязычие мужских черт, да не характер – истинный скульптор русского лица, неизвестно, во что бы эта порода превратилась.
Ну да, он действительно не был красив, хотя достаточно вытянутое, полноватое лицо его с бледной сухой кожей имело приятные черты. Высокий в залысинах лоб, правильной, разумной формы голова и скромные уши. Выступающий овал подбородка подпирал приветливый, без малейших признаков самодовольства рот. Он вовсе не был похож на дерзкий луч солнца среди хмурых туч – приятное, живое лицо, не более того. Вот только глаза – умные, напряженные и восхищенные, были там главными, придавая значение всему остальному.
Она молчала, не зная, как себя повести: не готовая к радушию, она, в тоже время, опасалась излишней сухостью потушить восхищенный блеск его глаз. Видя, что она не отвечает, он заторопился и напомнил, что они виделись здесь накануне.
– Ах, да, припоминаю! – наморщила она лоб и разыграла вежливое снисхождение: – И что же?
Он забормотал, что посчитал это достаточным поводом заговорить с ней, но если она против, то пусть скажет – он тут же уйдет. Лицо и голос его окрасились покорностью, и он отступил, освобождая путь. Она вслушивалась в его правильную речь, удивляясь непривычному узору слов, сплести который под силу только искушенному притворству или неподдельной деликатности. И то, что он как бы отпускал ее на самом пороге знакомства, было к лицу и тому, и другому. Интересно, что бы он стал делать, если бы она пошла дальше?
«Ну уж нет, дружок! Теперь доиграем до конца!» – прибирая власть к рукам и чувствуя себя на пороге открытия, решила она и спросила, что он собирается делать, если она согласится. Он воспрял и стал умолять ее дать ему шанс.
«Интересный, однако, тип!» – разглядывала она его, пытаясь понять, кого ей послала судьба и с какой целью. Выбор, собственно говоря, был невелик: перед ней либо опытный соблазнитель, либо простодушный романтик. Если с первым все ясно, и в его незатейливой сущности можно будет довольно скоро убедиться, то второй если и мог считаться подарком судьбы, то весьма на ее взгляд скуповатым. Неужели она не заслужила большего? Само появление его, обставленное с изощренным режиссерским вкусом, ей хотелось бы считать вторым актом единой со сном пьесы. Иначе, к чему этот сон, эта пронзительная мечта о любви? Значит, тот, кто послал ей сон, а теперь и его продолжение во плоти считает его лучшим для нее выбором? Но если эти глаза лгут, то, боже мой, на кого же ей тогда уповать?