Неон, она и не он - стр. 59
Он встал и сделал два шага в указанном направлении. Под центром, на полках он нашел десятка два CD – в основном записи французских певцов. Среди них ему попался Джо Дассен. Он разобрался с аппаратурой, запустил диск и вернулся на диван.
«А-а, Джо Дассен! Вы любите Джо Дассена?» – спросила она и, передав ему бокал, уселась рядом.
«Да, у нас он очень популярен, хотя мало кто знает, о чем он поет».
«Вот как? Забавно! Впрочем, вы не много потеряли. Ведь все мужчины поют про любовь, не так ли?»
Ее гладкое, без единой морщинки личико было обращено к нему, скрывая в уголках рта едва заметную усмешку.
«Как, разве вы не любите песни про любовь?» – шутливо изумился он.
«А вы?» – утопив в бокале губы, спросила она, в упор глядя на него.
«Обожаю!» – с шутливым вызовом ответил он.
«И напрасно. Они все лгут» – спокойно сообщила она, продолжая смотреть на него.
Он смутился.
«У вас здесь очень хорошо! – поспешил он сменить тему. – Мне почему-то кажется, что вы живете здесь не одна…»
«Как вы догадались?» – искренне удивилась она.
«Я не знаю. Мне так кажется…»
«Вы угадали, я живу с подругой»
«И где же она сейчас?»
«Я попросила ее переночевать у нашей общей подруги»
«Почему?»
«Потому что знала, что понравлюсь вам» – сказала она совершенно естественно и, поставив бокал на столик, выжидательно обратила к нему лицо. Он сделал со своим бокалом то же самое и подвинулся к ней вплотную. Взяв ее за руки, он мягко подался к ее лицу и, собираясь развязать красный бант ее губ, отодвинул назойливого ангела. Последовала осязательная игра ртов, которая для большинства людей имеет такое же значение, как захват крепостных ворот, открывающий вход внутрь крепости. Убедившись, что крепость не прочь, чтобы в нее вошли, он отстранился, стянул брюки и откинулся на спинку, подставив ей бедра, и она, приподняв подол платья, под которым уже ничего не было, легко забралась туда, медленным тугим движением надвинулась на него, сжала коленями и, нависнув, закачалась вместе с ним на кожаных волнах дивана…
16
Что он знал до сих пор о языке любви, думал он, лежа на спине рядом с притихшей Мишель. Галка, продавщица, Леля – все они по-разному и в то же время одинаково косноязычно вели себя в постели, потому что надо родиться в стране любви, чтобы говорить на ее языке, ибо как бы старательно его потом не изучали, он все равно не станет родным. При всех режимах француженка была вольна искать любви, выбирать ее, пробовать на вкус и на цвет, жить ею и предаваться ей по своему усмотрению.
Неостывшими мыслями он вернулся к их троекратному «ура». На первый взгляд Мишель не предпринимала ничего сверхъестественного. Прикасаясь, прижимаясь к нему, обвивая и направляя его, она необъяснимым образом возбуждала в нем теплые быстрые токи, летучий восторг, внезапную дрожь, ласковые толчки, из чего рождалось томительное блаженство. Она придавала своим ласкам такую же обстоятельность, полноту, изящество и неожиданность, какие отличают настоящую любовную поэзию от простых междометий. Так ребенок управляет миром, заставляя взрослых умиляться и восторгаться его бессознательному совершенству.