Неолит – не заграница - стр. 1
Книга первая
Проще простого… Он сидел с двумя удочками на берегу загородного озера, ловил плотву, окуней да ершей. Старался ни о чём не думать, ни очень-то хотелось… ибо проблем хватало. А он – почти такой человек, как все, потому, хотя бы, мысленно рад был бы уйти от них. Правда, не совсем и не всегда получалось…
Казалось бы, такой крепкий, физически сильный, высокорослый и широкоплечий парень разного рода жизненные проблемы должен решать запросто, щёлкать их, как орешки, но не тут-то было. Они везде и всюду окружали этого двадцатисемилетнего человека, если не красивого, то видного, по-настоящему симпатичного мужика. Высокий лоб, мощный подбородок, большие синие глаза, густой волос на голове каштанового цвета, но печальный, задумчивый взгляд… Но от этого никуда не уйдёшь, как от судьбы, той самой, что выпала.
Яркое солнце стояло почти над головой. Но дело шло к вечеру. В зарослях камыша скрипучими голосами вели меж собой разговоры местные лягушки. Его стихийный отдых сложился бы не так и плохо, если бы в какой-то момент рыба совершенно перестала ловиться. Ни крупная, ни мелкая – никакая не клевала.
Чего ж так-то сидеть? Пришла пора сматывать удочки и шагать к автобусной остановке, ехать в город, домой. Зуранов поднялся с огромной коряги на ноги, и тоскливо глянул на неподвижные поплавки. Осмотрелся вокруг, взглядом ища короткую тропу к большой, шоссейной дороге.
Алексей достал из воды садок, выпустил на волю, пойманных им, десятка три рыбёшек. Взял в руки леща, солидного, килограмма на три, подержал в руках. Прикидывал, взять или ни взять его домой, в качестве трофея.
Но посмотрел, на то, как рыбина жадно ловит ртом воздух… Хочет жить. Пожалел… Злых и жестоких людей жалостью своей и добротой никогда не баловал, а её вот… пожалел. Опустил в озеро и её, за компанию. Плыви! Ведь оборвать жить любого существа – не проблема. Вот возродить именно его – невозможно. Впрочем, кто знает.
С рюкзаком за спиной и с удочками в левой руке, он пробирался к дороге сквозь густые ветви ивняка. Да ещё ольха разрослась изрядно и кусты багульника. Приходиться, ему большому, высокорослому, штормовкой, как и собранными телескопическими удочками, цепляться за них.
На нём были обычные брезентовые штаны и кроссовки, потому он старался ещё и обходить участки высокой травы, дабы не промочить окончательно ноги. И тут Зуранов обратил внимание на труп молодого парня лет двадцати. Он прислонён был к ильму, кровь едва- едва была заметна в высокой траве. Маленький, худой, рыжеволосый, в старых чёрных туфлях, синих брюках, клетчатой рубашке…
Грудь его была пробита стрелой. Она вошла прямо в сердце.
Зуранов не стал близко подходить к трупу. Криминалистам здесь работать, потому и не стоило оставлять свои следы.
Парень был убит не пулей, а вот таким вот… не очень обычным способом.
– Пуля – правнучка стрелы, – сказал он вслух, сам себе. – Но здесь всё… цивилизованно… И глупо.. Стихийно сработано… жалким рабом пустых эмоций.
Но эта стрела никак не могла состоять в родстве с пулей, потому что выпущена она была из спортивного лука, причём, в упор, в человека. Сейчас становится модным блуждать по окраинам сел и городов с таким вот оружием и для потехи стрелять ворон. Это белых лебедей нельзя убивать, а ворон, всегда, пожалуйста. Отголоски жуткой философии совдеповских времён, нашедшей своё продолжение и сейчас… Новый виток «исторической спирали», но в развитии старой «темы».
Зуранов снял с плеч рюкзак, положил удочки в траву.
Редкое везение! В метрах двадцати на бугре в кустах валялся верзила цыганистого типа, парень, лет двадцати трёх-двадцати пяти. Пьяный в стельку. Рядом с ним, почти у ног опорожненная бутылка из-под водки, консервная банка – с недоеденной ставридой в масле. Тут же, под боком, орудие убийства – новенький спортивный лук. Да ещё кожаный колчан, в котором лежали три возможных смерти – три стрелы.
Достав из рюкзака верёвку (он всегда носил её с собой) он подошёл к мирно спящему и улыбающемуся во сне убийце. Крепкая капроновая верёвка была настолько длинна, что ему хватило надёжно связать не только ноги и руки, как говориться, предполагаемого преступника, но и соединить их между собой. Потом «кусок пьяного дерьма» он плотно, с помощью той же верёвки, прикрепил к стволу огромного ильма.