Необыкновенное путешествие из Рима в Афины. Признания журналиста - стр. 19
И, тем не менее, Италией продолжают у нас восхищаться, Италию в России по-прежнему любят и продолжают считать страной необыкновенной. В этом постоянстве любви к Италии скрывается какая-то тайна. Лучше других это понимал, наверное, Гоголь. «Кто был в Италии, тот скажи “прости” другим землям. Кто был на небе, тот не захочет на землю. Словом, Европа в сравнении с Италией всё равно, что день пасмурный в сравнении с днём солнечным», – восторженно писал он.
Впрочем, злые языки говорят, что Николай Васильевич с таким упоением отзывался о жизни в Италии не столько из-за ее красот и чудесного климата, а благодаря тому, что он мог жить там беззаботно на деньги, и немалые, которые ему лично высылал Николай I. И жил, по свидетельствам современников, действительно неплохо.
Известно, например, такое высказывание Николая I на этот счет в разговоре с Бенкендорфом: «Послал ему 40 тысяч, через три месяца снова просит. На что он тратит такие суммы? У меня сенаторы столько в год получают. А этот хохол за три месяца растратил. В рулетку играет? Дом строит? Копит? На женщин? Насколько я знаю, женщинами он не интересуется».
– «Нет, Ваше Величество, – ответил Бенкендорф. – Ни на то, ни другое, ни третье». – «Так что же?» «Прожирает, Ваше Величество!» – «Как! Такие суммы? Это невозможно!» – «И тем не менее… – развел руками Бенкендорф».
Когда эти деньги кончились, Гоголь обратился к друзьям, и Погодин, Аксаков и другие прислали ему еще. Радости Гоголя не было предела. «Сколько любви! Сколько забот! За что меня так любит Бог? Боже, я недостоин такой прекрасной любви!» – отвечал он им в благодарственном письме.
До сих пор помню тот «исторический» для нас момент, когда мы в марте 1973 года впервые пересекли на поезде границу Италии. Мы – это я, моя жена Татьяна и четырехмесячный сын Петя, которого один мой приятель перед нашим отъездом в Италию в шутку переименовал в Петруччо. Честно говоря, на самом деле этот «исторический» для нас момент мы проспали. Сборы перед отъездом были утомительными, а за два дня, проведенные с ребенком в синем международном вагоне поезда «Москва-Рим», устали еще больше.
Ночью нас разбудил пограничник, когда поезд уже стоял на итальянской станции Вилла-Опичина. Офицер даже не зашел в купе, а лишь бегло взглянул на паспорта, торопливо тиснул тут же в коридоре штамп и возвратил назад. Я думаю, неожиданное доверие к нашим персонам в те времена «холодной войны» возбудили, конечно, не наши синие служебные паспорта с «серпастым и молоткастым» гербом, а вид безмятежно спавшего на нижней полке Петруччо, который так и не проснулся до самого Рима.