Размер шрифта
-
+

Необратимые искажения - стр. 2

«Ещё как представляю, – огрызнулся про себя Гвин. – А ещё изо всех сил представляю, как ты молчишь – интересно, такое чудо вообще случается?»

Рыцарь Ратибор, душу которого чуть не высосала вышеупомянутая химера, уже несколько лет имел немалый успех со своим рассказом про «тварь, похожую на человека». Гвин слышал самое меньшее шесть разных версий этой истории, и каждая из них имела довольно косвенное отношение к правде. По крайней мере везде была опущена та часть, где Гвин на своём горбу тащил хныкающего полупарализованного рыцаря из логова убитой химеры. Однако имя «твари» ни в одной из них тоже не звучало – видимо, Ратибор счёл за лучшее эту самую «тварь» лишний раз не дразнить. Весьма благоразумно с его стороны, кстати. Гвину было до свечки, как его называют, но если бы его имя стало слишком известным, это существенно осложнило бы ему жизнь. Например, стало бы проблематично выдавать себя за чистильщика, что было очень для кантернца удобно.

Чистильщиков уважали повсюду, и Гвин не был исключением. Да и трудно не уважать тех, кто охотится на чудовищ, от которых большинство разбегается в ужасе. А ведь они – самые обычные люди, не обладающие ни магией, ни другими особыми талантами. Несмотря на общепризнанную важность их занятия, из уст работников Службы не услышать бахвальства и патетики, коими полнятся рассказы тех же рыцарей. Чистильщики – профессионалы, они как никто знают, что в их ремесле романтики – ноль. Зарабатывают они, конечно, неплохо, но всё же трудно себе представить более собачью работу. Каждый день ведь, как последний. Вечное лазанье по тёмным, грязным, вонючим подземельям и пещерам, вечное выслеживание тварей, которые тобой с радостью полакомятся – ну кто в здравом уме на такое пойдёт? А чистильщики вот идут. Всё-таки нужна для этого какая-никакая отвага и душевное благородство, которое Гвин в людях приветствовал.

И до сегодняшнего дня он и представить не мог, что может до такой степени возненавидеть одного из этих уважаемых людей.

– Словом, поберёгся бы ты, малец! Если за подвигами гонишься, или за смертью героической, то зря. Нет в смерти ничего прекрасного. Смерть – это просто… тупик. Да, глухой тупик, в котором ты остаёшься один на один с собой. Всё остальное, что ты сделал – оно останется где-то в другом месте, понял? А в тупике будешь только ты.

«Вот так сентенция! – охнул про себя кантернец. – Сразу видно, что о смерти ты ничего не знаешь, старик. Ровным счётом ничего не знаешь».

Чистильщики Гвина тоже уважали. И побаивались – как и все, подсознательно, не понимая, что именно их пугает в этом юноше. Чистильщики его называли Бледным, реже – Мраморным. Потому что он к ним приходил в основном тогда, когда подступал Голод, а в это время Тварь набирала силу и чем становилась голоднее, тем сильнее меняла облик кантернца. Хорошо ещё, что он не попадался людям на глаза в худшие свои часы, когда под белёсой кожей пульсировали красные ветви-вены. Вот уж когда он действительно напоминал ожившую мраморную статую…

Страница 2