Ненавижу тебя любить - стр. 7
Кстати, эта – умнее прошлой. Обычно я держу помощника в качестве реального сотрудника, а секретутку – за красивое личико. Сидит в приемной, радует гостей внешним видом и учтивостью, варит неплохой кофе, ну и хорошо сосет. Работа оплачиваемая, но текучка большая. Стас говорит, заебываются быстро, а я думаю, работа сложная – в диапазоне кофемашины столько длинных слов.
– Солнышко, – ласково говорю, – сбегай в супермаркет и купи что-нибудь на перекус. Заехать никуда не успеем, надо в банк, а жрать хочется.
– Уже, Владимир Борисович, – улыбается блондинка. – Вот, купила для вас вишни. Вымыла и перебрала, вся спелая и сладкая.
– Еще и попробовала, – усмехаюсь я. – Ну спасибо. А я вот думаю…
Катерина хороша. Стоит возле машины, держит корзинку с крупной наливной вишней, глазищами своими хлопает и губы, щедро намазанные красной помадой, облизывает. Я вообще взял ее с собой, чтобы потом из банка ее в офис отправить, но теперь думаю – а может, лучше в отель?
– Ты вечером что делаешь? – спрашиваю я.
– Если вы о сверхурочных, то я всегда готова, Владимир Борисович.
– Тогда в банк, а потом найдем какой-нибудь отельчик. Со спа, джакузи, вишней, опять же, с шампанским. Расслабимся после трудового…
Я осекаюсь, едва взглянув на противоположную сторону дороги. Сначала мне кажется, что это глюк. Может, я не выспался? Перегрелся на этом по-странному жарящем для октября солнце? Может, мне пора в отпуск или вообще нахрен на пенсию?
Но нет. На противоположной стороне улицы, возле дверей какого-то салона, стоит бывшая. Хотя от бывшей в ней теперь одно название. К счастью, у меня достаточно выдержки, чтобы не стоять, открыв рот, тупо глядя на нее, но все же я никак не могу заставить себя сесть в машину и свалить отсюда к чертям собачьим.
Она обрезала волосы. Надрачивала на них годами, от масок-хуясок ломился шкаф в ванной, а теперь взяла и обрезала? Да еще и покрасив в вульгарный цвет, который я даже не могу описать?
А еще я никогда не видел ее в спортивном. Платья, юбки, дурацкие костюмы, несмотря на то, что ни дня в своей жизни бывшая не просидела в офисе. А сейчас стоит на тротуаре в джинсах, черной толстовке, черных же кедах и смотрит в небо, ероша рукой темно-красные волосы.
Нет, не тот цвет.
Она похожа на едва девушку, уже избавившуюся от подростковой нескладности, но еще не приобретшую настоящие женские формы. Я знаю, что скрывает свободная толстовка, я видел ее, я трахал ее, и это знание должно начисто отбить во мне интерес к женщине, которая для меня больше не существует.
Но я смотрю и смотрю, смотрю, как эта стерва улыбается, щурясь, подставляя лицо солнцу, и внутри меня поднимается ярость. Я ненавижу ее счастье, руки сжимаются в кулаки от бессильной злобы. Это даже пугает, потому что до этого момента мне казалось – плевать, что бывшая будет делать. Плевать, как и на что она будет жить. Плевать, как будет выглядеть.