Ненастье - стр. 30

Последний вагон унёсся вдаль. Басунов поднялся на рельсы, закурил и пошагал туда, где на смоляных шпалах и на гравии темнели мокрые пятна.

Длинноволосый нефор лежал под насыпью в неглубокой дренажной канаве, полной жёлтых листьев. Жёлтых – и ещё красных, блестящих, будто бы кленовых или рябиновых, хотя за насыпью всеми веточками трепетала берёзовая лесополоса. Парень был жив: он тихо стонал и ворочался, утопая в осеннем опаде, и от его движений багряных листьев становилось больше.

Басунов не стал спускаться и выяснять, чего там беглецу сломало-порвало-отрезало. Он молча смотрел сверху, не испытывая ни жалости, ни злорадства, ни удовлетворения. В душе была только брезгливость, да ещё где-то в самой глубине чуть пульсировала тоненькая жилка страха. Басунов видел кровь в Афгане, но там кровь пугала его почему-то куда больше. Он щелчком отбросил окурок и пошагал прочь. Никто не заметил, как он гнался за этим мокрожопиком, никто не видел его тут, на рельсах. Ну и всё.

А территория рынка уже обезлюдела: разбежались почти все, кроме самых пострадавших, которые, отупев, бродили как на пепелище. Грейдеры разворачивались. «Афганцы» возвращались к своим автобусам и оживлённо обсуждали трофеи: кто-то разжился фотоаппаратом, кто-то – утюгом, кто-то – блоком сигарет. Серёга тоже поднял какую-то книгу и глянул на разворот.

– Слушай, Немец, прямо про нас стихи, – усмехнулся он: – «Захватили золота без счёта, груду аксамитов и шелков, вымостили топкие болота епанчами красными врагов». Что за хрень – аксамиты, епанчи?

– Не знаю, – Герман оглядывал захламленный пустырь, парней, машины на бетонке. – Думаешь, торговцы сюда вернутся после нашего погрома?

– Сто пудов, – Серёга бросил книжку в кучу мусора. – Куда денутся? И вернутся, и торговать в терминал залезут. На рынке гордых нету, Немец.

– А зачем «Коминтерну» рынок?

Холодное солнце летело в небе над пустырём, словно безгрешный ангел.

– Я чую, Немец, что будет война. У меня на всё такое нюх с Афгана. И мне нужна база. Чтобы я достроил свою экономику и не боялся подставы.

– Что у тебя за экономика, Серый? – осторожно спросил Герман.

– Четверть дохода – доля командира и Штаба. Четверть на «Коминтерн»: транспорт, зарплаты работникам, аренда. Четверть – социалка: матпомощь, пенсии инвалидам, оплата лечения и учёбы, займы. Это чтобы на выборах парни меня и выбирали командиром. А четверть – на развитие бизнеса. Такой расклад, Немец, я сам в Уставе «Коминтерна» прописал. Читать надо.

– А я думал, что ты… ну, за идею… – смущённо замялся Герман.