Немного удачи - стр. 17
– Молодец, – похвалил папа.
– Ja, jeg elske søt poteter, når det er alt det er[10], – сказал Рагнар.
– Может, Рагнару и не нравятся сосиски из кролика, – сказал папа, – а вот я их люблю. Всегда любил. Тебе стоит помнить, Элоиза, что фермеру не обязательно выращивать и продавать все, что он сам ест. Вокруг нас целый мир возможностей.
– Я люблю фазана, – сказала Элоиза.
– Я тоже, – согласился папа. – Вот выйдешь на кукурузное поле после сбора урожая, а фазаны там подклевывают упавшие зерна. В детстве мы их били из рогаток, просто для развлечения. Ну, и на ужин, конечно.
Фрэнк дотронулся пальцем до кусочка сосиски, потом подобрал его и положил в рот. Она была горькая, не то что сладкий картофель. Он скривился, но взял еще кусочек.
– Он готов есть что угодно, – сказал папа. – Полезное качество для фермера. Когда я был во Франции, там ели все, что движется или растет. Меня это восхищало.
– Ты ел улиток? – спросила Элоиза.
– Если повезет, – ответил папа. – Рыбку прямо с головой, зажаренную до жесткости. Это мне нравилось меньше. Их скотина тоже ест почти все. Тыкву. Репу. Пиво. Я как-то видел, как человек поил лошадь пивом.
– Во Франции есть пиво? – спросила Элоиза.
– На севере, где мы были, есть.
– Долго ты там был?
– Меньше года. Хотелось бы остаться подольше, повидать разные места.
Где же мама? Мысли Фрэнка обратились к ней. Может, она наверху? Хотя Фрэнк уже умел карабкаться по лестнице и спускаться обратно, не падая, папа не дал ему пройти. Фрэнк давно не видел маму, хотя иногда слышал ее голос в воздухе.
– Мама! – сказал Фрэнк.
– Тебе пока нельзя к маме, – сказал папа. – Но бабуля скоро спустится.
– Мама, – повторил Фрэнк.
Элоиза, сидевшая к нему ближе всех, легонько стукнула его по голове и указала вилкой на его сосиску.
– Ешь, тебе полезно, – сказала она. – Вырастешь большим и сильным.
Фрэнк покрепче сжал в руке ложку, поднял руку и опустил ложку на кучу сладкого картофеля. Куча подскочила.
– Нет, – сказал папа.
– Нет, – откликнулся Фрэнк.
– Ешь, – продолжил папа. – Ты уже достаточно взрослый, чтобы это есть.
Рагнар и Элоиза переглянулись. Рагнар откашлялся.
– Jeg skjønner en tantrum komme[11].
– Чепуха, – буркнул папа. – Фрэнки, веди себя как большой мальчик и ешь свой ужин.
Элоиза покосилась на лестницу, затем с трудом перевела взгляд на стол и снова на Фрэнка.
– Фрэнки, нет… – сказала она.
Он знал, что означает «нет», и это слово его раздражало. Он положил обе ладони на край стола и сделал глубокий, глубокий вдох, обычно предшествовавший громкому, громкому звуку. Он чувствовал, как звук идет из его стула, даже из ног, которыми он колотил, и когда звук вырвался наружу, он изо всех сил оттолкнулся от стола, стул откинулся назад, Фрэнк увидел потолок и угол столовой, а потом спинка стула грохнулась на пол, Фрэнк выкатился набок, прочь от Элоизы, и помчался к лестнице. Папина большая рука поймала его за шкирку, ухватила за плечо и развернула. Он не знал, где находится, комната вертелась перед глазами слишком быстро, хотя Фрэнк изо всех сил пытался не отрывать взгляда от лестницы, наверху которой он увидел бабушку Мэри – вернее, только ее ноги, остального ему не было видно, а потом у него перед глазами оказался пол. Он лежал на коленях у папы со спущенными штанами, и каждый шлепок сопровождался словом: