Немного ночи (сборник) - стр. 37
Денис Байков учился в политехническом университете, на первом курсе, на какого-то инженера. Это был человек не то что без царя в голове, но даже без задрипанного председателя или участкового. Он был очень худым, сутулым и неуклюжим. При этом он все время улыбался и болтал гнусавым голосом. Гнусавость, как и хронических насморк, он приобрел, сломав свой нос четыре раза на протяжении нескольких лет. Каждый раз это происходило странным образом. Например, однажды на него свалились футбольные ворота, на перекладине которых он подтягивался. А как-то раз его избили за то, что он, купаясь в речке, назвал козлом парня, отпустившего шуточку по поводу его ярко-красных плавок.
Другие два брата – Халид и Давуд тоже были маленькими жизнерадостными волчатами. Халиду было восемь лет, а Давуду – десять. Они жили в покосившемся домике частного сектора и были беженцами из Чечни. Их папа был отставным военным и работал на стройке бригадиром. Для них весь мир был – одна большая война. Им очень нужно было уметь драться.
Еще был Олежка. Если у меня когда-нибудь родится сын, я хочу, чтобы он был похожим на Олежку. Ему было всего семь лет. Он был очень худеньким и невероятно слабым, белобрысым и ясноглазым. Его приводила мама. Ей было лет сорок, она работала штукатуром, очень хорошо зарабатывала и прятала в карманах изъеденные известкой руки. Когда Олежка отжимался от пола, его ручонки тряслись от напряжения. Во время спарринга с Халидом или Давудом, он всегда плакал. И всегда побеждал. Потому что он знал, что плакать – можно, а сдаваться – нельзя.
Черт их поймет, этих женщин. Почему мне так нравилась одиннадцатилетняя Катя, при том, что я не чувствовал к ней не то что любви, а даже не ощущал обыкновенного вожделения? Почему моя искренняя любовь к Наташке не вмещала в себя плотского влечения? А ведь была еще, знаете ли, Олеся…
Олеся Кондратенко. Она училась со мной в одной группе. И вот ее-то я хотел так, что мне становилось больно при взгляде на ее бедра. У нее были очень красивые бедра, аккуратный плоский живот и небольшая грудь. На лицо она мне тоже очень нравилась, хотя ее правый глаз немного косил. Но это, здесь я понимаю индейцев-майя, придавало ее свежей девичьей красоте такую сладкую неправильность.
Нужно быть честным. Мною Олеся заинтересовалась только однажды, когда увидела, как я кручу в пальцах шариковую ручку. За пару лет лекционного безделья я научился быстро вращать ручку или карандаш в пальцах руки, без участия большого пальца. Это было очень увлекательное занятие, оно веселило и успокаивало. Олеся была первым человеком в мире, кто углядел во мне этот талант. Целых пятнадцать минут я наслаждался ее взглядом, прикованным к моей руке. Никогда раньше и потом она так долго на меня не смотрела. Вообще, мой латентный идиотизм, включающийся спонтанно время от времени, сильно мешал мне обратить на себя внимание Олеси. Помню, несколько раз я пытался с ней заговорить. Конечно, на нейтральные темы вроде учебы или погоды. Я даже представить не могу, что она думала, когда я это делал.