Немного ночи (сборник) - стр. 17
Василий Петрович приехал за ней на черном лоснящемся BMW. Валя переоделась в свою прежнюю одежду, чистую и не напоминающую ни о чем. Потом вышла из комнаты, где переодевалась, подошла к стоящему у входной двери Сергееву, легко приникла к нему телом и поцеловала в мягкие губы. Он ответил на поцелуй неожиданно уверенно. Она обняла его, ей хотелось еще. Но он отстранился и сказал:
– Извини, но ты сама знаешь, что это была игра.
– Можно я тебе позвоню? – спросила Валя.
– Я уже разобрался в этой теме по математике. Но если случится что-нибудь плохое, звони.
– Вот еще…
Валя вышла из подъезда. На скамейке у крыльца сидели трое парней в спортивных штанах и старых кожаных куртках. Валя подошла к машине, изящно открыла дверцу, красиво села на сиденье.
– Здравствуй, Валя, – сказал Василий Петрович.
Валя промолчала.
По дороге Василий Петрович рассказывал, что мама действительно думает, что Валя жила с Сергеевым. А он, Василий Петрович, все знает. Валя совершила недопустимую глупость, но по молодости лет ей это прощается. Хотя кто он такой, чтобы прощать ее или не прощать. Он всего лишь человек, который ее содержит, и от которого будет зависеть ее поступление в университет, карьера и большая часть дальнейшей жизни. Понимаешь, Валя?
Валя чувствовала, что понимает.
Сергеев закрыл за Валей дверь, пошел на кухню, воткнул в розетку шнур старого, блестящего латунными боками, электрочайника и сел за стол. Было слышно, как за окном прошуршала шинами машина. Иномарка. У отечественных машин слышится шум мотора, а не шинное удовлетворенное шуршание.
Чайник стал издавать чуть слышный ноющий звук. Сергеев встал, достал из шкафчика кружку, на глазированном боку которой было написано «I tea». Между двумя нерусскими словами помещалось свекольное сердце, означающее слово «Любовь». Еще он достал из того же шкафчика картонную пачку, цвета прелой моркови. Насыпал из нее в кружку гранулированного чая. Больше всего чай напоминал мышиный помет. Глубоко осознавая этот факт, Сергеев налил в кружку кипятка и стал наблюдать, как темнеет настой.
Чай пах ничем. Не в том смысле, что ничем не пах, а именно пах ничем. На вкус был тоже – ничто. Разве, немного отдавал половой тряпкой.
Сергеев пил мутноватую, негорькую, но вяжущую во рту жидкость и пытался представить, как пахнет настоящий мышиный помет.
Внутри Сергеева, по мере опустошения кружки, формировалась странная меланхолия. Будто отсутствие вкуса и запаха выпиваемой жидкости превращалось внутри в чистое отсутствие. Отсутствие, ощущаемое всем телом. Будто желудок не наполнялся, а исчезал, и растворял в ничто все другие внутренности.