Немцов, Хакамада, Гайдар, Чубайс. Записки пресс-секретаря - стр. 15

Первой моей мыслью было сделать несколько звонков. Спросить: что случилось, где все. Но я посмотрела на стоящего у сцены Балабанова и почему-то этого не сделала.

Минут через десять, когда стало понятно, что ждать больше нечего, Балабанов поднялся на сцену, поблагодарил всех, кто пришел и предложил посмотреть фильм, а после, если появится желание, обсудить увиденное. Он стоял – такой растерянный, непонимающий, удивленный, такой маленький и нескладный человек в немного странной кепочке, в джинсовой курточке и какой-то нелепой трикотажной майке с надписью. Он стоял и смотрел в этот пустой зал. Смотрел и не видел тех, кого попросил прийти, с кем хотел поговорить, до кого хотел докричаться.

Потом был фильм. Фильм, от которого трясет, от которого ты становишься больным, которому ты веришь и который остается с тобой навсегда.

Когда зажегся свет, мы – все, кто был в зале – встали. Мы не аплодировали. На это не было сил. Мы просто стояли и смотрели на него – на человека, который это сделал.

Потом был очень хороший разговор. Что интересно, начал его тот самый Надеждин, который в моих записках уже фигурировал, тот Надеждин, который, я думаю, вызвал у вас улыбку. Он сказал что-то очень доброе, очень хорошее. Он признался Балабанову в любви от всех нас, поблагодарил его за фильм и сказал, что это нужно посмотреть каждому. После Надеждина были еще люди, они тоже что-то говорили, что-то спрашивали. Балабанов отвечал, рассказывал о том, как появилась идея фильма, как проходили съемки, благодарил за понимание и поддержку. А потом сказал, что не жалеет о том, что провел этот показ, потому что то, что произошло, очень многое ему объяснило.

Я подошла к Балабанову уже в фойе, извинилась за своих «правых», сказала, что фильм мучителен, что он меня потряс, но что я счастлива, что сегодня оказалась здесь. Балабанов предложил выпить по чашке кофе. К нам присоединились Олег с Сергеем Сельяновым. Мы прекрасно и довольно долго поговорили.

– А знаете, – сказал Балабанов, – фильм-то мой, на самом деле, ни о смерти, он – о любви.

Я и сейчас думаю: что он имел в виду? И почему я тогда постеснялась у него об этом спросить?

На следующий день позвонил Олег и сказал, что Балабанов передал ему для меня кассету с тремя своими последними фильмами. Но кассета до меня так и не дошла. Только этот день навсегда остался в моей памяти. А еще остался вопрос: ну почему они не пришли?

Это одна из тех историй, о которых не хочется вспоминать, но и забыть не получается. Шел октябрь 2001 года. Думская жизнь текла своим чередом: одно заседание сменяло другое, депутаты работали над законами, заседали в комитетах, голосовали, бились в словесных баталиях, отстаивая свое мнение, прогуливали заседания, увлеченно читали журналы, игнорируя докладчиков, а в перерывах между заседаниями забегали в думский буфет, где вместе с простыми смертными перекусывали салатиками и свеженькими сосисками, выпивали чашечку черного кофе с вкуснейшими пирожными, сотворенными еще по советским рецептам, или обедали в депутатской столовой, смахивающей, скорее, на ресторан. Ничто не предвещало будущей бури. Однако беда пришла, откуда не ждали.