Немаг - стр. 31
Жаркое солнышко, частично сокрытое кроной и листьями деревьев, иногда играло в прятки жёлто-огненными зайчиками с моими глазами, заставляя меня зажмуриваться. Как хорошо быть снова молодым. Радостная, дебиловатая лыба не слезала с моего лица, и если бы не жажда и голод, наступила бы полная эйфория. Не сказать, что я раньше был развалиной и у меня всё болело, но сейчас чувствую «невыносимую лёгкость бытия». Сколько этому телу лет, если побриться и помыться?! Сорок или тридцать пять?! Жить да жить ещё! Я немногим старше собственного сына.
Птичий гомон ласкал уши, лёгкий ветерок приятно обдувал, деревья шелестели надо мной листьями. Пока я шёл, как мне кажется, в направлении запада, ориентируясь в сторону захода солнца, голод и жажда ноющей болью под ложечкой напоминали о себе всё больше. Утолить их было совершенно нечем. Живность убегала, едва я показывался на горизонте, и никаких маломальских ручейков не встречалось мне по ходу движения. Это же Средневековье, здесь нет сброса отходов и химикатов в воду. Где же моя красивая, прохладная, текущая и кристально чистая речка?
Такого рода мысли ещё сильнее усугубляли моё бедственное положение непривычного к невзгодам жителя уютненьких офисов с тёплыми клозетами. Если не телу десятника, то разуму изнеженного горожанина, не привыкшего ни в чём себе отказывать, приходилось терпеть жажду и голод. То ещё удовольствие постоянно сглатывать комки в горле, старательно отгоняя непристойные мысли о вкусностях и яствах. Это же первичные физиологические потребности, чёрт подери. Почему их так сложно удовлетворить?!
По пути мне встречались зайцы и, кажется, енот, которых я шугал так, что они разбегались быстрее молнии. Никаких средств для поимки диетических источников белка и нежнейшего мясца у меня не было. Метать тяжёлый меч, как и ловить руками этих вертлявых зверят было невозможно для уровня моих способностей. Хрюканье кабанов, рычание или вой волков иногда раздавались в чаще, а от этих звуков давал дёру уже я. Бывало, чуть ли не из-под ног в густой траве выпрыгивали лягушки, кузнечики, небольшие грызуны, но скрывались в норах прежде, чем я успевал что-то предпринять. При сильном голоде можно сожрать и крысу, если на то пошло. В темноте все кошки серы, а в неурожайный год одинаково вкусные… Но ни крыс, ни милых кисок рядом не было, да и сомневаюсь, что я смог бы освежевать хоть одну из выше перечисленных. И я продолжил свой голодный и полный жажды путь дальше, внимательно всматриваясь в каждую веточку, каждый кустик.
Так не хватало сейчас пары вывесок типа «Мегамаркет», «IKEA», а уж последней я был бы безумно рад, по прошлой жизни помня их вкуснейшие фрикадельки с брусничным соусом. Но чем дальше в лес, тем больше отклонений от моей обычной жизни. Многовековые корни ив не давали ступить и шагу без хорошего забористого словечка из двадцать первого века, а может, и двадцатого. Перепрыгивая через корневища, я продолжал думать о еде, о том, сколько под этими отростками водится съедобной живности. Я недовольно ломал и огибал ветки в надежде выбраться из чёртового замкнутого круга, но у леса явно были свои интересы. Каждый раз, когда мне казалось, что я здесь уже был, очередная ветка упрёком вонзалась всё в тот же бок, или очередной корень услужливо оказывался под ногами, и я, держа драгоценный мешочек выше уровня земли, летел плашмя вниз, оставляя за собой весьма заметный след из размётанных листьев, примятой травы и пропаханной иногда носом земли. Но голод не тётка, а всё, что можно съесть без вреда для здоровья. Навострив уши, напрягши глаза, я принялся изучать местную фауну, аккуратно шагая по земле, покрытой листьями, травой и прошлогодним сухостоем, в поисках возможного пропитания. Моему огромному телу хотелось воды и мяса, а самой лёгкой добычей казались именно гады, вот только я откровенно боялся вступать с ними в поединок.