Нельзя - стр. 23
- Я пойду, извините, - пытаюсь обойти его, с трудом сохраняя остатки самообладания. Фальшивлю безбожно, понимая, в каком пребываю виде. Растрепанная, грязная, перепуганная, помятая, глаза вот-вот вылезут из орбит. Одежда местами драная отнюдь не по дизайнерской задумке, а цвет волос и вовсе, навевает мысли о не самом удачном заказе парика с Али-Экспресс, или на тотальное отсутствие вкуса и мозга.
И если кто-то на такую клюнет, то, скорее всего, это будет бомж.
Впрочем, особого выбора у меня все равно нет. Приходится изображать полную независимость от чужого мнения и рекламировать собой свободу самовыражения. Впрочем, в век людского равнодушия это никого волновать не должно: мало ли какие дурные малолетки могут по ночам бегать?
Но незнакомец вдруг преграждает мне дорогу, останавливая.
Машинально вскидываю голову и хмурюсь, всматриваясь в его лицо. Замечаю, как изгибаются его брови, взгляд в какую-то секунду становится демонически хищным, губы расплываются в циничной ухмылке… и я всё понимаю.
- Нет! – громкий, протестующий крик рвется из груди, я рвусь в сторону, но уже поздно. За долю секунды сильные мужские пальцы стальным капканом сжимаются на моих запястьях, а издевательский смешок бьет по психике не хуже варварской секиры.
Но хуже него понимание. Молниеносное, раздирающее душу, оно горьким привкусом отчаянья оседает на языке и уродливым узором расплывается под кожей, заполняя каждую клеточку моего тела…
Я с внезапной точностью осознаю, что те двое гоблинов в доме были лучшими из моих бед.
4. Глава 4
Я ору.
Хотя, наверное, точнее сказать – пытаюсь орать. И даже не от страха, а от возмущения и чувства острой, вселенской несправедливости.
Но мои истинные намерения никого не волнуют. Ловко зажав мне рот ладонью, мужчина второй рукой хватает меня поперек живота, играючи отрывает от земли, и тащит к тому самому дому. Все мои сопротивления для него ничего не значат, силы не равны априори, я гораздо ниже и слабее его.
И все это он проделывает молча, с уверенностью и непоколебимостью в своем праве.
Когда до крыльца остается несколько жалких метров, дверь распахивается, и наружу вываливаются двое старых знакомых с перепуганными мордами. Сивый от шока даже родной русский матерный забывает, и стоит, тупо пялясь на нас, а Шумахер присвистывает:
- Ну, ни хрена себе! Рус, ты где ее поймал?!
- Рот закрой, - отшивает его главный похититель и играючи, в пару прыжков, преодолевает несколько ступенек вместе с моим трепыхающимся телом. Перешагивает порог, заходит в дом и, даже не оглядываясь, усаживает меня на диван. Не сильно и не грубо – но мне вполне достаточно, чтобы вжаться в широкую спинку, чувствуя, как стук сердца выламывает грудину изнутри.