Нелюбимая. Вернуть нельзя расстаться - стр. 22

Это всегда помогало.

Но гаденькое ощущение под ребрами никуда не исчезло.

Из моей жизни выдрали огромный кусок. Вроде бы ничего не изменилось. Работа работается, договора подписываются, тендер вот крупный на носу... Лучше бы им как следует заняться. Если упущу, это лишит «Еву» хорошей прибыли.

Так что встряхнулся, и вперёд.

Хватит пустых сожалений, и хотя бы из принципа я проведу вечер так, как привык.

***

Артур

- По-моему автор был пьян, когда рисовал эту картину. Или я далека от современного искусства.

Любимая склоняет голову в одну сторону, потом в другую, а я украдкой любуюсь на точеный профиль. Красавица! И теперь только моя!

Почти…

Совесть чиркает по нервам остреньким коготком, но я отмахиваюсь.

В этот раз все по-другому.

Я давно в ремиссии, очень скрупулёзно подхожу к вопросу лечения, не пропускаю ни одного приема у врача и пью таблетки.

Все ради любимой. И даже эта совершенно бессмысленная вылазка.

- Тогда я тоже очень далек, - улыбаюсь искренне. - Давай лучше вернемся домой и что-нибудь посмотрим?

Открытые пространства до сих пор действуют на меня плохо. Я не люблю прогулки и когда-то был эталонным хикикомори (прим. автора – японский термин, обозначающий людей, которые отказываются от контакта с внешним миром). Собственно, с этого и началась история моей болезни... о которой сумел узнать Фролов! Детектив гребанный!

- Ай! Ты мне пальцы сломать хочешь? – морщится Ляля и пытается выдернуть руку.

Вот черт! Ослабляю хватку, но не отпускаю.

- Прости, я задумался.

- Представил меня в роли боксерской груши? – ворчит любимая, а меня передергивает от страха.

- Не шути так. Я никогда не хотел причинить тебе боль!

И это правда. Ни одной из своих женщин я не вредил намеренно. Просто в то время был слишком взвинчен. Да и Ляля совсем другая. Непохожая на остальных… Такая же надломленная, испуганная. Не виноватая в своем помешательстве по имени Фролов.

Вспышка ярости перехватывает дыхание. А вместе с ней приходит страх.

Нельзя об этом думать!

«Идет бычок качается, вздыхая на ходу…»

Медленно проговариваю про себя детские стишки. Это мой якорь. То, что помогает успокоиться и мыслить здраво.

Любимая только моя. Да, ее пришлось немного подтолкнуть. Где-то надавить, где-то схитрить… Но кому как не мне знать, что иногда больной не хочет лечиться. Страдает сам и заставляет страдать других.

Острый укол вины мешает насладиться поцелуем, которым меня одаривает Ляля.

- Я не думала о тебе плохо, - шепчет нежно.

Осторожно касаюсь бархатной щеки… Какой у нее взгляд! Утонуть можно в этих прозрачно-зеленых омутах!