Нелепая привычка жить - стр. 4
Словом, в двух областях, обычно вызывающих наибольшее беспокойство у зрелого мужчины – работа и финансы, – у него сейчас все нормально. Может быть, и не безоблачно, бизнес никогда не идет идеально гладко, но, во всяком случае, причину его хандры надо было искать не здесь. И не в здоровье, с этим тоже все было более или менее в порядке. Малахов старался, как и многие люди его статуса, поддерживать себя в хорошей физической форме. Спортзал, бассейн, сауна, постоянное наблюдение у собственного семейного врача – все как полагается. Да и наследственность у него была прекрасная. Дожив до своих лет, ничем серьезнее свинки и ветряной оспы Виталий пока не болел.
Малахов мысленно подвел эти вполне утешительные итоги, но не порадовался за себя, а вздохнул. Да, все в норме, поводов для беспокойства нет. Что же тогда его гложет? Что не ладится? Пресловутая личная жизнь?
В памяти тут же всплыла супруга. Су-пру-га. Слово-то какое противное! Слово, которое он никогда не любил, но всегда употреблял по отношению к Светлане. Оно казалось ему более представительным и солидным, чем приземленное «жена». И, безусловно, гораздо больше подходило к его Лане. Все задатки светской львицы были у нее уже тогда, тринадцать лет назад, когда они только познакомились. Ухоженная, элегантная, уверенная в себе, она была преисполнена чувства собственного достоинства и одновременно глубочайшего презрения ко всем, кто не так красив, обеспечен и успешен. Сейчас же, при новых возможностях, вся ее жизнь подчинена желанию выглядеть (а еще лучше стать) дамой из высшего общества. На этой почве у них с Виталием постоянно происходили столкновения.
«Ты же состоятельный человек! – возмущалась она. – У тебя успешный бизнес, солидные счета. Почему бы нам не начать жить по-людски?» «Жить по-людски» для нее означало обзавестись домом на Рублевке, мелькать в светской хронике и, может быть, даже пробиться в политику. Но Малахов и слышать ни о чем подобном не хотел. Осторожность всегда была его отличительной чертой. «Тише едешь – дальше будешь, – любил повторять он. – Главное, не высовываться. Молния всегда бьет в самую выступающую точку». Это выражение тоже было у него чем-то вроде жизненного девиза, с которым никак не хотела мириться Лана.
В общем и целом их супружество было самым что ни на есть типичным современным союзом зрелых людей, проживших вместе более десятка лет. Обычно в таких ситуациях бурные разнополярные чувства проходят и уступают место спокойному и обыденному, как выражался один из приятелей Виталия, «мирному сосуществованию». Мужчину и женщину объединяют общий дом, быт, дети, если они есть, совместные отпуска или выходы в свет. Во всем остальном у каждого своя жизнь, как духовная, так и телесная, о ней не распространяются и не считают себя вправе вмешиваться в жизнь другого. Малахов даже не представлял себе, были ли у Ланы другие мужчины. Она не вылезала из модных заведений, появлялась на всех тусовках и не пропускала ни одной премьеры. Виталий, не слишком-то любивший бывать на людях, часто и охотно отпускал ее одну. Разумеется, Лана запросто могла там с кем-то познакомиться, завести интрижку. Но могла и не завести. Слишком уж она была сдержанной, даже холодной. Физические радости земного бытия ее вообще не интересовали, уж кому как не Виталию было это знать. И Малахова это вполне устраивало. Он сам даже в юности не обладал пылким темпераментом. Его немногочисленные романы до женитьбы были какими-то тусклыми, а после и вовсе носили случайный характер. Собственно, и романами-то их назвать было нельзя, так, случайность. Постоянных связей, не говоря уже о привязанностях, в его жизни не было уже очень давно, а отдельным пустячным эпизодам ни он, ни Светлана никакого значения не придавали. Так что, если не придираться, то в супружеских отношениях царила, может, и не гармония, но, по крайней мере, равновесие. Нарушать его ухитрялась только дочь, многолетняя головная боль. Однако именно к тому моменту жизни, когда Виталий Малахов сидел в любимом кафе и смотрел на официантку, принимавшую заказ у седовласого профессора, с дочерью как раз все более или менее наладилось. Тьфу-тьфу-тьфу, не сглазить… Словом, у него не находилось ни единой причины для хандры. И было совершенно непонятно, почему так тошно жить на свете человеку, у которого в целом в жизни все в порядке.