Нелёгкое дело — укротить миллионера - стр. 27

– Почему ты меня так не любишь? – я всхлипываю, и когда он замахивается, прикрываю лицо локтями. Рюкзак падает под ноги. Горячая лента боли оборачивает кисти и обжигает плечо. Я вою, но, сцепив зубы, глотаю крик.

– Не смей орать, – шипит отец, вдавливая меня в пол хлесткими ударами. – Скажешь матери, я тебя, сука, убью, – тянет меня за плечо, бросает в спальню. Пытаюсь отползти, но сильные удары приминают меня к полу. Боль пронзает все тело, и я еле дышу. – Никто не узнает, где ты делась. Будешь гнить в подвале и умолять избавить от страданий. Я ей все, а она два плюс два не может решить! Тупая курица!

Я с трудом проворачиваюсь вокруг себя и, отталкивая широкий ремень, бесполезно прячусь за кроватью. Отец встает рядом и, наклонившись, обдает лицо перегаром.

– Папа, пожалуйста. Я буду хорошо учиться. Прошу тебя. Не… б-бей, – прикрываюсь окровавленными руками, но знаю, что нет смысла. Если он завелся, никто его не остановит. Разве что моя смерть.

В прошлый раз, когда отец перестарался, я всем сказала, что упала в школе с турника. Папа бил очень метко, ничего не ломал, но оставлял глубокие шрамы. Спину, которой я разворачивалась, чтобы он не попадал по лицу, никогда и никому не показывала. Это было уродливо и жутко.

– Не бей?! Не б-е-ей?! – орет он, как бешеный. – Да если бы я мог, я бы тебя задавил этим ремнем, – он сплевывает в сторону. – И мать твою тоже, пусть скажет спасибо, что залетела.

В голове проносятся вязкие мысли. Мама беременна. Работает на заводе, вот почему она такая серая и худая последнее время. Еле просыпалась утром, осунулась сильно.

– Я буду учиться лучше. Обещаю, – шепчу севшим голосом. – Папа, папочка, умоляю.

– Пора стать взрослой, – ухмыляется отец.

– Ч-чт-то?

– Ты все понимаешь, – он выдыхает в меня смрадом и, сжав подбородок, заставляет приподнять голову.  Я готовлюсь к еще одному удару и жмурюсь, а когда грубый палец скользит по губам, из последних сил выкрикиваю:

– Я же твоя дочь!

И он ржет. Так громко, что у меня мощно вздрагивает в груди, где-то под ложечкой, еда переворачивается в животе, и я рву – прямо отцу в руки.

А потом он меня бьет и что-то орет. Правда, я почти ничего не помню. Все тело горит, кожа рвется, во рту солоно и горько.  Я не могу кричать, не могу защищаться. Я считаю секунды до конца.

Когда он швыряет меня на постель, в комнате появляется кто-то еще. Из-под окровавленной пелены я не вижу того, кто осмелился меня спасти. А потом резко все стихает.

И моя жизнь обрывается.

12. Глава 12. Коршун

Наши дни

Едем долго. Я успеваю задремать, но не успеваю понять, куда именно мы едем. Цепляюсь за возможность разоблачить всех, кто участвовал в этом маразме, а еще глубинно хочу изучить непокорную мышу, что всю дорогу смотрит на всё и на всех, но только не на меня. Жажду узнать ее слабости, изучить недостатки, чтобы позже на этом сыграть. Растоптать с наслаждением.