Некровиль - стр. 53
– Подброшу, куда скажешь.
– Вы заплатили деньги, сеньор, так что можете понюхать фрукты. На пять тысяч баксов можно купить много манго.
Он рассмеялся. Горько, но вкусно, как кроваво-красная капля ангостуры[86], которая делала коктейль идеальным.
– Твоя правда, Нуит.
– Итак, сеньор Камагуэй: куда направляемся в Ночь мертвых?
– Конечно, не в кафе «Конечная станция». Я вдруг понял, что не хочу встречаться с теми, кто меня там ждет.
Слишком многое нужно сделать, увидеть, услышать, понюхать, потрогать и попробовать на вкус, чтобы тратить свою последнюю ночь на разгребание старого пепла, который больше никогда не вспыхнет. Он приказал убрать крышу. Автомобиль превратился в розовую мечту с подножками, выпуклыми и удлиненными сквозными крыльями и фарами, похожими на совиные глаза, с плавниками, решетками и серебряной фигуркой, жаждущей гонки по автостраде. Разочарованный тем, что проги не сменили станцию вместе со стилем авто – на напевы и мелодии более старой, окутанной туманом эпохи, – Камагуэй выключил радио.
– Белые боковины[87]?.. – тихо попросила сраженная Нуит. Вуаля! Вот и они. – Нам осталось лишь отыскать пальмы и неспешно вдоль них проехаться.
Искомое обнаружилось чуть дальше. Два параллельных ряда пальм, каждая строго в пяти метрах от соседки; ряды сближались, деревья уменьшались, как на рисунке художника, изучающего перспективу, и дорога вела к колоссальному пастельно-розовому знаку смерти, оседлавшему бульвар.
За заросшими лужайками высились casa grande[88], шато и тюдоровские особнячки Бель-Эйра – пустые, словно браки без любви, с окнами, которые риэлторы-оптимисты заложили камнями или заколотили досками, чтобы отпугнуть скваттеров. Дикие обезьяны пронзительно перекрикивались в ветвях деревьев, обвитых удушающими фикусами и тропическими эпифитами; дремлющие тектозавры плавали в заброшенных бассейнах, рассекая гниющие листья.
– Ушедший Голливуд, – проговорила Нуит. – Тур «Как жили богатые и знаменитые». Смотри-ка! – Камагуэй опоздал на долю секунды, следуя за ее пальцем. – Уверена, это был оцелот.
– Наверное, просто кошка.
– В таком прикиде? Ты забываешь, chico[89], что я работала на этих улицах.
На киноэкране в голове Камагуэя: объектив с синим фильтром, медленное панорамирование. Рваные кружевные занавески, развевающиеся на теплом, как кровь, ветру из открытого окна. Много цикад; ночные птицы и мартышки-верветки поют хором. Бассейн блестит в свете луны, мебель в комнате наверху укрыта простынями от пыли, и на таких же простынях движутся в унисон потные бока, скользят блестящие бедра.