Неизвестный Алексеев. Том 3: Неизданная проза Геннадия Алексеева - стр. 41
Несчастье большинства нынешних российских стихотворцев в том и состоит, что они довольствуются собою кажущимися и пишут, как пишется, полагая, что главное – быть естественным. Они не подозревают, что существует иная, высокая естественность, путь к которой порою долог и тернист.
11.6
Жарко. От станции к даче шел не торопясь. Повстречались девочка и мальчик на велосипеде. Девочка (она была постарше) крутила педали, а мальчик сидел на багажнике, свесив ноги вдоль заднего колеса. Я услышал, как мальчик сказал девочке: «Прошлый раз, когда мы ехали в город, мне показалось, что отец уже бросил пить».
В нашем саду цветут яблони. Над ними гудят пчелы. А под ними расхаживают дрозды, ловко выклевывая из земли жирных червей.
Первое в этом году купание в озере. Доплыл до середины и несколько минут лежал на воде, глядя в тусклую от зноя синеву неба.
1942 год. Июль. Поезд ползет по желтой бесплодной пустыне. Я сижу на пороге открытой вагонной двери, свесив вниз голые исцарапанные ноги, и слежу за проплывающими мимо песчаными холмами. Поезд останавливается – закрыт семафор. Спрыгиваю вниз и долго брожу по насыпи, собирая разноцветные камешки. Неподалеку пасется серый ишак. Он щиплет какие-то еле заметные, серые, как и он, травинки. Вечер. Оранжевое солнце висит в еще раскаленном бесцветном небе над горизонтом.
12.6
Мое мировоззрение можно было бы назвать пессимистическим гуманизмом. Я уверен, что человек – венец творения, самое лучшее из созданного «великим творящим». Но я скорблю и негодую, видя человеческое несовершенство.
Мать сказала: «Зачем тебе все это? (Имеется в виду празднование моего дня рождения.) Придут, нажрутся, напьются, намусорят и уйдут. Они не понимают, что тебе тяжело устраивать такие попойки – ты пожилой человек».
Моя мать уже считает меня «пожилым».
Как ни странно, в ощущении своего возраста я остановился где-то около сорока. Причиной тому, видимо, женщины. В эти годы я стал пользоваться у них некоторым успехом.
13.6
Есть у меня радость в жизни: часами бродить по городу, заглядывая в дешевые кафе и распивочные. Тут и настигает меня частенько вдохновение.
Стесняюсь писать на людях – неловко мне как-то выглядеть писателем. Значит, я не профессионал. Профессионалы ремесла своего не стыдятся.
В кафе-мороженом на Разъезжей пьяная женщина лет пятидесяти долго, смачно, по-мужичьи материлась. Не от злобы, а просто так, для удовольствия. Материлась и всё просила присутствующих извинить ее за это.
По Чернышеву переулку шел к Садовой. Солнце, низко висевшее над Гостиным двором, било в глаза и ослепляло. Шедшие навстречу прохожие плавились и сгорали в солнечных лучах.