Неизвестный Александр Беляев - стр. 15

Но что за племянницы у Гершеле Дубровнера!

Кипеню – Мошкова. В начале ребенок, такой живой, веселый, жизнерадостный. Избыток жизни, кажется, бьет через край. А потом сразу – постаревшая, убитая горем женщина. Этот перелом очень хорошо передан артисткой и рядом с Ципеней, – Фрейденю, г-жа Шиловская, светлая, впечатлительная и поэтичная, Г-жа Шиловская создала удивительно красивый образ. Необходимо отметить также г. Донского (Лейзер). Этот дряхлый старик, с голубиным сердцем, невольно возбуждает симпатию. Столько чувства, столько правды, чуть-чуть комизма и ни капли шаржу.

Смоленский вестник. – Смоленск. – 1910. – № 145. – (6.7). – С.3

Г-н Юшкевич веселый человек. Неподдельный юмор сквозит в его пьесах, Но он немножко стыдится своего юмора, он хочет быть «идейным» драматургом и это ему не удается. В его пьесах, хотя бы в гомеопатической дозе, непременно должен фигурировать сионизм, в сотом «стереотипном» издании он непременно преподнесет разлад между отцами и детьми. Теперь «Комедия брака». Разумеется, ничего нового не только в разрешении, но и в освещении поставленных вопросов он не дает. М-м Гольдман живет с г-м Бриком, г-н Гольдман с Дорой Розен, м-м Шепелевич с г-м Вольфом, а г-н Вольф с г-жою Майер. некоторые мужья, живя с чужими женами, считают свою выше подозрений, а потом у них «открываются глаза». Вот и вся «трактовка вопроса». Грешит автор и как драматург. В его пьесе нет строго развивающегося действия, это лишь ряд картин. 2-е действие, например, можно было бы выпустить совершенно без ущерба для цельности пьесы; но само по себе, как маленький юмористический рассказик на тему – «в приемной модного доктора по женским болезням», – оно занятно. Так и вся пьеса: «идея», «тенденция» для автора лишь канва, по которой он рисует занятный узор быта еврейской буржуазии. И здесь он проявляет такое знание, такую тонкую наблюдательность, столько непреложной правды, хотя и преломленной сквозь призму его юмора – что его пьесы приобретают интерес и смысл помимо тех «идеек», которые автор «втискивает» как мертвые, искусственные цветы в живой букет выведенных им типов. Здесь его пьесы выходят не только за узкие пределы «темы», но и за пределы еврейского быта. Недаром его «короли», его Розены перестают себя чувствовать евреями. Уже не два еврея стоят друг против друга, не Янкелевич против Гольдмана, а только бедняк против плутократа.

У г. Басманова пьеса идет с большим ансамблем. Говоря о пьесе, вообще, мне хочется отметить только одну черту: еврейское тонированье. Играя пьесы из еврейского быта, артисты берут на себя трудную за дачу: с одной стороны «еврейским» тонированьем передать расовый характер пьесы, а с другой не впасть в шарж. Мне кажется, артисты временами впадали в эту невольную ошибку, особенно заметную там, где пьеса выходила за пределы еврейского быта, приобретая вне бытовой общечеловеческий характер.