Неизвестная пьеса Агаты Кристи - стр. 34
– Кагор. Церковное вино. Мы же решили, что сегодня… у нас же сегодня как бы свадьба, да? И мы будем пить вместе. Я читал, что, если мужчина и женщина пьют из одного стакана, они будут неразлучны.
– Так ведь из стакана…
– Да какая разница – стакан, бутылка? Все равно неразлучны! За нас!
Бульканье, торопливые глотки.
– Ну, пей.
Бульканье, торопливые глотки.
– Фу. Я шампанское люблю!
– Ну чего ты, Нинулик?…
Поцелуй, долгий поцелуй, шуршанье пыльных бумажных мешков.
– Нинулик… ну ты что?
– Ой, подожди! Борик, я боюсь!
– Привет! Раньше надо было бояться. Ты же согласилась…
– Борик, давай как-нибудь по-другому. Я не хочу, я боюсь, мама сразу догадается, когда будет стирать… Нет, пусти, пусти, я не хочу, пусти, дурак, не надо, Борик, гадина, пусти!..
Девчонка пискнула уж вовсе дико – и тут Женю словно толкнуло. Она рванула доску и проскочила в узкую щель.
Глаза привыкли к темноте, и Женя сразу различила в углу две копошившиеся фигуры. Вцепилась в загривок той, что возилась сверху, дернула, потом пнула оставшуюся.
Раздался истошный вопль, и Борик свалился в угол неподвижным ворохом.
Женя схватила Нинулика за руку, тряхнула:
– Беги! Волки! – И, таща девчонку за собой, вылетела за дверь под аккомпанемент ее истерического визга.
Она знала, куда бежать, и в темноте. Но на каждом шагу этой знакомой дороги в них с Нинуликом могли вцепиться те беспощадные руки… Ужас прорвался сдавленным криком.
Женя свернула в проем двери, еще более темный даже по сравнению с окружающей тьмой. Ударила по стене – послушно вспыхнул свет. Она хотела оглянуться, но не нашла сил.
Нинулик вырвалась и, обгоняя Женю, взлетела по ступенькам. Крутанула ручку английского замка, распахнула дверь и выскочила во двор, все так же истошно, пронзительно, безумно крича:
– Волки! Волки!..
Письмо пятое
Дорогая Агата!
Приеду по первому твоему требованию. Благодарю тебя!
Вечно преданный тебе Эдмунд Корк
– …А почему волки? – спросил Грушин.
– Бог его знает, – дернула плечом Женя. – Надо бы психоаналитика спросить: может, меня в детстве ими пугали, когда в деревне у бабушки жили? Не знаю, не знаю. Да какая разница, что было кричать?
– Удивляюсь, почему тебя не посадили за мелкое хулиганство.
– Я и сама удивляюсь, – вздохнула Женя. – Главное, понимаешь, я была в брюках. Они, конечно, имели еще тот вид, теперь их только под дверь бросить, ноги вытирать, да и то – не дома, а на даче, но благодаря им на ногах никаких следов не осталось – от того, как я по ступенькам катилась. И на руках тоже: я слишком быстро вырвалась.
– Что ж ты так? – покачал головой Грушин. – Недальновидно, знаешь ли… И что обо всем этом думаешь?