Неизвестная пьеса Агаты Кристи - стр. 28
– Вот! – торжествующе возопил Климов, выхватывая из вороха большую, размером с целый лист, фотографию с обломанными уголками и любовно разглаживая ее. – Вот, Женя, посмотрите: вся наша труппа. Весь наш спектакль.
Он схватил Женю за руку и нетерпеливо втащил на диван – по другую сторону от себя, так что все прежние маневры его жены пропали втуне.
Сделав вид, что не слышит явственного зубовного скрежета, Женя со всем вниманием уставилась на фото и опять увидела молодого Неборсина. Он возлежал на деревянном стуле, задрав на стол сапоги с ужасающими шпорами. На сцене по мере сил была воспроизведена обстановка американского салуна. В одной руке Неборсин держал бутылку виски (правильнее сказать, из-под виски), а в другой – «смит-и-вессон» такой величины, которая сразу выдавала его бутафорское происхождение. Рядом, оседлав стул, мчался в воображаемой скачке жокей – Климов. Сбоку обнималась парочка: точеная блондинка с кукольным личиком, одетая в мини-мини-кожу и сапоги выше колен, и хилый паренек, похожий на пастора. Здоровяк в ковбойке с задиристым видом демонстрировал кулачищи. Долговязый парень в мотоциклетном шлеме, очках и комбинезоне, очевидно, автогонщик, аплодировал высокой девушке с разлохмаченными волосами и в белом балахоне. Она имела какой-то мокрый вид, словно не так давно была вытащена из воды. Она здорово напоминала бы утонувшую Офелию, не будь столь жгуче-черноволосой. Но стоило Жене бросить один лишь взгляд на это худое, резких очертаний, зловеще-красивое лицо, как она поняла, что нашла свою роковую брюнетку.
Женя узнала ее мгновенно, ни разу не встречая прежде, не зная имени, не услышав ни единого слова даже о ней, не то что от нее! Тонкие губы, длинноватый хищный нос, брови вразлет, сверкающие глаза… Да, это не крошка Офелия с ее песенками про незабудки и розмарин. Эта пиковая дама не боится ни бога, ни черта, иначе разве стала бы она метать дротики-дартс в круг, прикрепленный на грудь… скелета с огромной косой в клешнятой руке?
– Лера, Лера, помнишь? – возбужденно верещал Климов. – Как эта пьеса называлась? «Ты проиграла, Смерть!» – так, кажется?
– Лихо! – пробормотала Женя. – А вас, Лера, почему не видно на сцене?
Это был неудачный вопрос: лицо Валерии стало ледяным.
– Потому что там для меня не нашлось роли.
– Ой, Лерочка, неужели ты все еще злишься? – хохотнул Климов. – Надо не Аделаиду ругать, а себя, свою внешность. Вы понимаете, – обернулся он к Жене, – Лера и сейчас-то нежная и очаровательная, а пятнадцать лет назад она была просто Дюймовочка. Пупсик такой розовенький. А для этого спектакля требовались дамочки покрепче. Вот эта, Алина, – он ткнул пальцем в блондинку на фотографии, – к тому времени прошла все медные трубы, ей даже играть не приходилось, изображала себя, да и все. Ну а наша Аделаида вообще родилась этакой роковухой, она для себя роль и писала.