Нефрит - стр. 31

Кроме того, там у меня есть еще кое-что, и, надеюсь, это мне поможет.

Я зачерпнул воды ладонями из-за борта и сполоснул лицо. Вытер рукавом и потянулся, солнце светило так радостно, птицы так весело щебетали, что я поверил – у меня сегодня все получится. Попил кофе из термоса, что забрал на метеостанции, съел два холодных пирога с печенью косули – спасибо все-таки Елене Сергеевне, готовила она вкусно – и, отталкиваясь веслом, медленно вывел лодку из-под кустов. Завел мотор и на малых оборотах пошел к устью протоки. Как только открылась ширь Витима, я газанул и, с ходу набрав скорость, погнал лодку вверх по течению. Обратно тому направлению, что прошел вчера пешком.

Идти вверх получалось не так быстро, как хотелось. Если бы я шел по течению, то прошел бы за это время расстояние в два раза больше. Витим, хоть и не такой быстрый, как впадающие в него реки и ручьи, летящие с гор, но течение все равно не сравнить со степенными равнинными реками.

Лишь один раз мне повстречались следы человека – на берегу горел костер, на камнях лежала вытащенная наполовину синяя старая «казанка», но самих людей видно не было. Может, спали, может, ушли в лес. Я отвел лодку под другой берег и пролетел мимо, не надо мне сегодня никаких встреч. Вчерашних хватило. Останавливался я только один раз – пообедал и переключил мотор на другой бак.

К Далинде я подошел уже под вечер. Чтобы не рисковать, прошел мимо деревни, поднялся с километр и приткнулся к берегу на небольшой каменной косе. Тут подождал, когда начало смеркаться, и потом на веслах спустился обратно к деревне. Далинда встретила меня разнобойным лаем собак и стрекотанием генераторов – централизованное электроснабжение, от дизеля, выключали в десять часов, у администрации, как всегда, не было средств на топливо. Поэтому желавшие посмотреть телевизор – у многих над крышами торчали спутниковые тарелки – заводили свои электростанции.

Я вытащил лодку на песок, накинул рюкзак, «Сайгу» повесил на плечо вниз стволом. Я знал, что здесь встретить человека с ружьем так же обычно, как и с удочкой или с сетями. Ружье здесь было как хозяйственный инвентарь – необходимо для жизни. Охота и рыбалка составляли основу жизни местного населения. Деревня была совсем небольшой – дворов пятьдесят, и из них треть брошенных. Хозяева уехали или умерли. Я тут был всего один раз, и то зимой, но все равно сразу сориентировался, всего две улицы – блудить негде. Нужный мне дом находился на другом краю деревни, там, где избы начинали прятаться в лес. За все время, что я шел, на улице мне не встретился ни один человек. Никто не проявил интереса, на кого это лают все собаки деревни. Собак здесь, похоже, было гораздо больше, чем людей. Лишь в одном дворе за покосившимся забором какой-то пьяный обматерил своего пса, что не дает спать. Мертвое, сонное царство. Думаю, подобный образ жизни здесь вели и при царе, и при советской власти.