Нефрит - стр. 26

Однако теперь, после всего случившегося за сегодняшний день, я начал бояться того, что могу увидеть на станции. Хватит трупов на сегодня. Поэтому, когда я сначала услышал веселый треск дизелька, что давал свет для нужд метеостанции, а чуть позже увидел через расступившиеся деревья свет в окошке жилой избы, я обрадовался. Хоть здесь все нормально. Сил у меня прибавилось, и последние триста метров я пролетел одним махом. Метров за сто меня учуял старый пес Байкал и глухо, по-старчески залаял. Ничего не говорило о том, чтобы тут что-то изменилось с последнего моего посещения.

Я бы все-таки поосторожничал, посидел в кустах, подождал, присмотрелся, но тут на крыльцо вышел хозяин – Федор Иванович. Все, я в том числе, звали его просто Иваныч. Он снял очки и всмотрелся в лес. Я стоял за деревом, и в наступавших сумерках меня он не разглядел.

– Кого ты там почуял, Байкалка? – обратился он к псу, потом вытащил пачку сигарет и закурил. От всего его поведения так и несло безмятежностью, здесь явно ничего не знали про сегодняшние кровавые события. Я решился и вышел на тропу, пес зашелся в лае.

Иваныч склонил голову набок, вглядываясь в меня.

– Коля, ты?

– Я, Иваныч, я.

Он повернулся в сторону двери и крикнул:

– Лена, ставь чайник! У нас гости.

Потом спустился с крыльца.

– Ты заходи. Мы сегодня баньку топили, наверное, еще теплая. Пойду пару полешек подброшу, в момент нагреется. Ты сначала в баньку или есть будешь?

– Нет, Иваныч, первым делом дай мне поговорить с жилухой. Кстати, у тебя никаких особых новостей нет? Из поселка ничего не передавали?

Хотя есть я хотел как волк, весь день на легком перекусе, а путь отмахал вон какой, но узнать, что творится в поселке, я хотел еще больше.

– Нет. Все как обычно.

Мне показалось, что в голосе Иваныча проскользнула какая-то заминка, я переспросил:

– Точно ничего не было? Ничего необычного?

– Нет! Что там может быть необычное?

На этот раз голос прозвучал твердо, и я успокоился. Значит, Иваныч еще ничего не знает. Неизвестно, как поведет он себя, узнав, что Росомахи больше нет.

– Ладно, Иваныч. Давай, готовь рацию. Я брошу вещи, подойду.

– Хорошо. Там ваша избушка готова, Лена убралась. Иди, располагайся, я аппаратурой займусь.

Что-то в его голосе мне опять не понравилось, но я отмахнулся – всех уже подозреваю. Хотя будешь тут подозрительным, особенно после происшествия с Лехой. Избушка, в которой останавливались наши люди, когда бывали здесь, стояла на отшибе, почти в лесу. Ее построили по приказу дядьки, он и место выбрал. Теперь я понимал его: в случае чего можно было сразу из дверей скользнуть в лес. В избушке все было по-спартански, как обычно в лесу: две самодельные деревянные кровати, стол посредине. Из веяний прогресса – электрический чайник Тефаль. Я бросил рюкзак на одну из кроватей, повесил «Сайгу» на гвоздь у дверей. Сполоснул обветренное лицо под рукомойником и пошел в большую избу метеостанции. Она была построена еще при советской власти, добротно и с размахом. В одной половине находились приборы, шкафы с журналами, рация; в другой жили Иваныч и Лена. Жена у Иваныча была тихой, худенькой женщиной. Она редко выходила, когда на станции появлялись чужие. Как объяснял Иваныч, она привыкла к одиночеству, почти всю жизнь в поле, на метеостанциях. Я ее видел, наверное, всего раза три. Вот и в этот раз она мелькнула в окне на их половине, но к нам так и не вышла.