Недотрога - стр. 64
– Но... Ничего не понимаю… Ты хочешь сказать, что... – Правда доходила до меня не сразу, я даже не могла ее озвучить, но должна была убедиться. – Подожди, ты хочешь, чтобы я выступала в одних сапогах? Голая?
– Не совсем, – ядовито усмехнулся Макс, оглядев мою строгую прическу. – У тебя такие длинные красивые волосы, что ты вполне можешь их использовать как одежду.
– При чем тут мои волосы? – изумилась я, разглядывая гротескную злобную карикатуру на человека, которого я знала прежде. Приложив пальцы к вискам, я пыталась сосредоточиться и осознать, наяву ли происходит наш разговор.
– Максим, я не понимаю, – настаивала я, желая услышать объяснения. Даже голос приобрел некое подобие твердости, хотя голова раскалывалась, просто нещадно болела. – Это похоже на какую-то злую шутку.
– А вот мне не до шуток. – Он вдруг оттолкнулся от стола и пошел по направлению ко мне. Подавляя. Унижая. Прожигая полным ненависти взглядом. Вот теперь-то я четко видела его презрение. Такое не скроешь. И как я могла раньше обманываться и думать, что он простил мне связь с отцом?
Невольно отшатнувшись, я слушала суровые слова, сказанные издевательским тоном:
– Ты выступишь в том виде, который я для тебя определил. Такова концепция твоего номера. Ты что же, подумала, всех сразишь своей уникальной игрой? Да они уснут, как только начнешь водить смычком по струнам, если не будет чего-то привлекающего внимания. Это номер, врубаешься? Номер в ночном клубе. Не понимаю, чего ты ждала. Не в своей благородной консерватории выступаешь для возвышенной публики. Никому не нужна твоя музыка в принципе, только твое тело.
Смысл слов доходил до меня далеко не сразу.
– Т-ты не м-можешь на полном серьезе говорить, что я выступлю в таком виде! Как ты себе это вообще представляешь? Силой на сцену потащишь? – голос срывался, становился истеричным, но я твердо решила воевать до конца. – Ты не заставишь меня… Нет…
И вдруг до меня дошло очевидное.
– Так вот оно что… – задумчиво пробормотала я, говоря словно сама с собой. – Мстишь мне. Это месть. Прикидывался добреньким, благодетелем, который предложил работу в самый нужный момент. Втерся в доверие, даже не погнушался использовать ребенка в своих целях! Как я могла быть такой слепой…
– Я использовал? Я втерся в доверие? – Макс расхохотался, как злобное мерзкое чудовище. Подошел ближе и склонился к лицу, заставляя опять отшатнуться.
Но он не позволил мне никуда уйти, обхватив шею руками, словно хотел задушить, притянул к себе, вынудив встать на цыпочки и вцепиться ему в запястья. В такой беспомощной позе я слушала его насмешки, которые лились бесконечным кошмарным потоком: