Недотрога для плейбоя - стр. 31
– То есть, – у нее глаза от изумления стали большие и круглые, – ты его бортанула? Не дала Цареву?
Фу, как это ужасно звучало. Мерзко, отвратительно, но зато я вдруг с ужасающей ясностью осознала, зачем он лег ко мне. Зачем обнимал, говорил удивительно нежные слова и почему так резко замолчал, когда я явно дала понять, что продолжения не будет. То, что для меня было волнительным переживанием от прикосновений человека, в которого я была по уши влюблена, для него было попыткой удовлетворить физическую потребность. Которую, видимо, должна была удовлетворить Ленка, но она почему-то взбрыкнула. Правда, судя по ее поведению утром, отказываться от этой обязанности она не собиралась.
Господи, какая гадость. В какого же отвратительного человека меня угораздило влюбиться. Но теперь все! Вырвать из сердца и забыть как страшный сон.
– Да, Марина, все так, – медленно проговорила я, – и я бы не хотела об этом вспоминать. Если тебе на самом деле не нужна помощь, я лучше пойду домой.
– Прости, да, конечно!
И уже когда я почти оделась, она вдруг тихо спросила:
– Слушай, а почему ты не стала? Ну, я имею в виду, он же тебе, наверное, нравился, раз ты с ним легла.
Марина спрашивала с искренней заинтересованностью, как будто и правда не понимала. И поэтому я решила ответить, хоть и вопрос был глубоко личным:
– Потому что для меня это возможно только по взаимной сильной любви. Иначе я не вижу смысла.
– Ну тогда у Царева и правда не было шансов. Любовь – это вообще не про него, – расхохоталась она, но тут же посерьезнела. – А на самом деле, Кристин, ты молодец. Уважаю. Забей на Кирилла, на нем клейма ставить негде. Подожди нормального парня. Кстати, Стас вроде ниче такой, зря ты его отшила.
– Прости, Марин, но я пойду. Мне пора, – на этот непростой разговор я истратила все силы, и было ощущение, что я могу просто не доехать до дома – свалюсь где-нибудь по дороге.
– Да, да, конечно! Ты звони, если че. Если вдруг поболтать захочешь.
– Хорошо.
Я шла по улице, прохладное осеннее утро остужало голову и дышать становилось легче. И даже жгучая боль в груди казалась не наказанием, а спасением. Надо выжечь из сердца эту заразу, и все. Поболит – и перестанет, а я снова стану собой. Вернее, чуть менее наивной версией себя, которая больше никогда не поверит в искренность слов плейбоя.