Недоросли. Холодные перспективы - стр. 37
В этот момент оркестр снова грянул и заглушил голоса офицеров. Грегори с облегчением и одновременно с досадой шевельнулся – теперь можно было и плечи размять.
А то и пригласить потанцевать кого-нибудь, дивясь странной предвзятости милейшего Сергея Александровича.
2
Ночью в город пришла пороша. Присыпала тонким слоем улицы и дома, осела на покатых питерских кровлях, рассыпалась под сапогами, копытами и полозьями.
Грегори неторопливо прошёл под аркой, кивком ответил на приветствие часового (часовые уже тоже знали их в лицо и помнили, что этих троих можно выпускать из корпуса без лишних вопросов – очередной повод для злости Овсова, на который друзья по молчаливому уговору, дружно махнули рукой) и вышел на набережную.
Влас с утра засел в библиотеке, пренебрёг даже возможным гулянием по городу – должно быть, отыскал что-то новое или редкое по навигации. Или ещё по чему – что-то с ним творилось странное в последнее время.
Невзорович с утра пропал в городе с каким-то своим знакомцем – то ли поляком, то ли таким же литвином, как и он сам. Грегори и Влас с этим молча согласились – оба понимали, что их другу из Литвы нужно видеть кого-то с родины. Будь у них самих такая же возможность… в конце концов, Влас и сам виделся с братом в декабре уже пару раз, пока того не перевели на всю зиму в Кронштадт. Что ж в этом зазорного?
Но грустновато всё равно было.
Грегори сразу же не понравился новый приятель литвина – при первой же встрече, когда Глеб представил его друзьям, поляк так посмотрел на них, оглядев с головы до ног, что у Шепелёва в глубине души словно кто-то оскалился и вздыбил шерсть – вот-вот зарычит. Тот смотрел так, словно он сам был каким-нибудь герцогом Кембриджским12 на собрании расшитых вражескими скальпами вождей Лиги ходеносауни13, только что нос не морщил. Слова цедил сдержанно, через губу и пару раз прикинулся непонимающим, хотя сам по-русски говорил отменно. Влас, должно быть, списал эти странности Глебова земляка на то, что тот был старше любого из них троих лет на пять, но Грегори в глубине души, чем-то более сильным и проницательным чем разум, понимал – нет, дело совсем не в этом.
Совсем не в этом.
В ноябре, после стычек с чугунными, после драки с уличниками, после приключений в наводнение Грегори уже стало казаться, что их дружба – навек, и не найдётся ничего, что могло бы им помешать. А вот на тебе – вроде бы ничего и не случилось, а почти что стали каждый сам по себе.
Хоть новых приключений ищи, право слово…
За размышлениями Грегори не заметил, как прошёл по мосту на Сенатскую и остановился около монумента. Опять вспомнилось наводнение, и он не смог сдержать усмешки, вспоминая, как растрёпанный человек на постаменте грозил кулаком городу Петра, сам при этом цепляясь другой рукой за вздыбленное копыто Петрова коня.