Недетские сказки - стр. 2
Но не успел он расправить крылья, упала третья капля. Стриж глянул вверх и увидел – ах! что же он увидел?
В глазах Счастливого Принца стояли слезы, слезы катились по золотым его щекам. Лицо Принца было столь прекрасно в лунном свете, что сердце Стрижа наполнилось жалостью.
– Ты кто? – спросил он.
– Я Счастливый Принц.
– И чего же ты ревешь тогда? – спросил Стриж. – Ты меня насквозь промочил.
– Когда я был жив и обладал человеческим сердцем, – отвечала статуя, – не знал я, что такое слезы, ибо жил во Дворце Сан-Суси[2], куда не допускаются печали. Днем играл я с друзьями в саду, а вечерами первым шел танцевать в Парадной Зале. Очень высокая стена окружала сад, но ни разу не спросил я, что находится за нею – так прекрасно было все, что меня окружало. Придворные звали меня Счастливым Принцем, и я был счастлив, если счастье составляют удовольствия. Так я жил и так умер я. И теперь, когда я мертв, меня поставили здесь, высоко-высоко, дабы видел я все уродство и все горести моего города, и хотя сердце у меня из свинца, ничего не остается мне – только плакать.
– Как? Он что, не сплошь золотой? – пробормотал Стриж себе под нос. Он был очень вежливый Стриж и не говорил гадостей вслух.
– Далеко-далеко, – тихо и мелодично продолжала статуя, – далеко-далеко на узкой улочке стоит бедный домик. Одно окно распахнуто, и в окно вижу я женщину, что сидит за столом. Ее лицо осунулось и похудело, у нее шершавые покрасневшие руки, все исколотые иголкой, ибо женщина эта – швея. К Придворному Балу вышивает она страстоцветы на атласном платье для прекраснейшей королевской фрейлины. В углу комнаты лежит в постельке больной маленький мальчик. У него лихорадка, он просит апельсинов. Его матери нечего дать ему, кроме речной воды, и потому горько плачет она. Стриж, Стриж, маленький Стриж, отнеси ей рубин с рукояти моего меча. Ноги мои вросли в пьедестал, я не сумею двинуться.
– Меня ждут в Египте, – отвечал Стриж. – Друзья мои летают над Нилом и беседуют с огромными лотосами. Скоро они отправятся почивать в гробнице великого Фараона. Лежит в разукрашенном гробу Фараон. Обернут он желтыми пеленами, умащен благовоньями. На шее у него ожерелье из бледно-зеленого нефрита, а руки его подобны увядшим листьям.
– Стриж, Стриж, маленький Стриж, – молвил Принц, – останься со мною на одну ночь, будь моим гонцом. Мальчику так хочется пить, а мать его так печальна.
– Мальчики мне, по-моему, не нравятся, – отвечал Стриж. – Летом, когда жил я на реке, были там двое жестоких мальчишек, мельниковы сыновья, – так они швырялись в меня камнями. Само собою, не попали ни разу – мы, стрижи, слишком хорошо летаем, а кроме того, я из рода, знаменитого своею юркостью. Но все равно – какое неуважение.