Небо над Дарджилингом - стр. 25
Некоторое время Хелена молча смотрела на юного Клайдона, а потом отпустила рукав его твидового пальто цвета серой гальки.
– Ты не хочешь помочь мне, потому что я недостаточно хороша для тебя, – выдавила она сквозь зубы.
Стыд бросился Хелене в лицо. Она чувствовала себя выброшенной на помойку использованной игрушкой. Отворачивая лицо, чтобы Аластер не видел ее слез, она направилась к Ахиллесу, терпеливо жевавшему солому возле конюшен.
– Хелена, пойми…
– Я все понимаю, – бросила она через плечо, вскакивая на лошадь. – И обещаю больше никогда не беспокоить тебя.
И помчалась, словно сам черт наступал ей на пятки. Аластер с ненавистью поднял глаза к верхним этажам господского дома. Он не видел удовлетворенного кивка Яна Невилла, наблюдавшего эту сцену из окна комнаты для музицирования.
4
В доме царила мертвая тишина. Жизнь здесь никогда не была легкой. Выбоины и трещины испещряли его стены, словно оставленные тягостной жизнью морщины. Однако никогда еще тиканье часов не было таким зловещим, похожим скорее на тяжелые удары охваченного страхом сердца.
Маргарет вглядывалась в густую пелену ноябрьского тумана. Там, за окном, Джейсон с веткой в руке исследовал окрестные скалы. Должно быть, на предмет жуков. На первый взгляд он ничем не отличался от любого деревенского мальчишки: грязные залатанные штаны, спутанные светлые волосы, лицо и руки покрыты ссадинами и царапинами. Однако от более внимательного наблюдателя не ускользнула бы несвойственная возрасту серьезность, с которой этот ребенок смотрел на мир. Словно меланхолия, в которой окончил свои дни его отец, передалась сыну. Или, может, это была не доходящая до детского сознания память о предсмертных страданиях матери и потоках крови, вынесших его на свет божий? Потерю отца Джейсон почти не оплакивал. Он казался тогда скорее растерянным, чем скорбящим, и это пугало Маргарет больше всего.
Саму Маргарет гораздо больше потрясла ранняя смерть Целии. Маргарет была рядом со своей госпожой от колыбели и до смертного одра и питала к ней почти материнские чувства. Поэтому сейчас ее так ранили несчастья детей Целии и угнетала собственная беспомощность.
Старушка повернулась к Хелене, которая сидела в кресле, поджав ноги и уставившись в пустоту. Обычно в таком состоянии Хелена напоминала сжатую пружину, в любой момент готовую распрямиться с удвоенной силой. Однако сегодня пружина, похоже, была сломана. Как ни утешала ее Маргарет, как ни убеждала в обратном, Хелена винила себя в том, что не смогла пожертвовать собой ради брата.
Хелена – дитя солнца, ее вообще нельзя было увозить из Греции. Там, в Афинах, она появилась на свет необыкновенно быстро, не причинив своей матери почти никаких страданий. А в холодном Корнуолле она сразу сникла, словно погасла, и теперь ей, как розе, пересаженной в мертвую почву, суждено окончательно увянуть в доме тетки.