Небо над бездной - стр. 52
Валентин молчал и смотрел на оракула. Тот продолжал говорить и снял пенсне, он сделал это как будто машинально, хотя прежде никогда без пенсне Михаил Владимирович его не видел.
В руке малыша между тем появились часы-луковица. Он держал короткую цепочку двумя пальцами. Золотой кружок медленно покачивался. С каждой минутой высокий голос Гречко звучал все медленней, глуше. Если бы профессор не был так занят мыслями о дочери и о Федоре, он бы заметил, что две юные пифии мирно спят, припав головами к бокам кресла, а третья, пожилая, уставилась в одну точку немигающим взглядом и тихо, жалобно мычит.
– Пол, я буду говорить с вами, – произнес головастик по-английски.
– Да, сэр. Я готов, сэр, – ответил Гречко, тоже по-английски.
– Встаньте, Пол, – приказал Валя.
Оракул подчинился.
– Освободите ваши карманы, Пол.
Глядя на луковицу часов, которая уже не качалась, а неподвижно застыла в руке Вали, оракул извлек из карманов галифе несвежий носовой платок, три сушки, костяную женскую гребенку с отломанными зубьями. Затем последовало содержимое пиджачных карманов. Кусок колотого сахару. Резиновая женская подвязка.
Круглое зеркальце в золоченой оправе. Две серебряные чайные ложки.
– Пол, вы можете сесть, – продолжал Валя, – вы больше никогда не возьмете чужого. Никогда. Как только вы прикоснетесь к чужому, ваши руки покроются экземой, пальцы распухнут, слезут ногти. Вам будет очень больно, Пол. Брать чужое больно, опасно. Пол, вы слышите меня?
– Да, сэр.
– Покажите руки.
Оракул вытянул кисти перед собой. Под ярким светом лампы стало видно, что кожа покраснела, покрылась беловатой сыпью. Несколько мгновений было тихо. И вдруг Валя трижды хлопнул в ладоши. Луковицы уже не было в его руке. Михаил Владимирович вздрогнул, проснулись все, даже обезьянка. Оракул растерянно моргал и озирался. Пожилая пифия вскочила, взглянула на предметы, выложенные на столе, взяла гребенку и тихо произнесла:
– Вот она где, а я уж обыскалась!
– Ой, моя подвязка, – тонко вскрикнула юная белокурая пифия.
– Зеркальце, вот радость, это мне тетушка подарила, как я седьмой класс гимназии окончила, – прощебетала пифия черноволосая.
Оракул, морщась, разглядывал свои руки. Бокий успел бесшумно подойти к профессору и стоял совсем близко.
– Впечатляет? – спросил он шепотом, на ухо.
– Еще бы, – ответил Михаил Владимирович, – но почему Пол? И почему по-английски?
– Отец его был англоман, звал сына не Аполлошей, а Полом, на английский манер. Позже именно так называли его другие люди. Между прочим, это как раз самое главное в эксперименте. О клептомании нам было давно известно. Мы хотели проверить кое-что другое. Проверили. В итоге я проиграл Вале бутылку французского коньяку.