Небо цвета крови - стр. 50
Удивившись такой открытости компаньона, я тоже кое-что сообщил о себе. Вкратце упомянул о минувших военных буднях, о контрактах в различных уголках света уже в качестве наемника, вскользь коснулся семьи.
Шаг, шаг…
– Счастливый ты человек, Курт, – без зависти в голосе, по-доброму подметил через короткое время Дин, когда миновали осыпавшийся дом, а потом, отчего-то вздохнув, словно замечтавшись, зароптал: – А я вот так и не состоялся как семейный человек, раньше-то не получалось, а сейчас – и подавно…
Я через шарф поскреб щетину на подбородке, скользнул глазами по пустым окнам следующего дома и ответил, утешая:
– Нашел из-за чего расстраиваться, – и повернулся к нему – тот, ссутуленный, шагал прямо, широко выбрасывая тяжелые ноги, громко вбирал воздух через крупные лошадиные ноздри. Несмотря на то, что шел налегке, оставив все лишнее в своем укрытии, Дин часто кряхтел, точно тащил свежеспиленное бревно. Глаза скрывались под просторным капюшоном, отчего понять, куда смотрит, было отнюдь не легко. Потом продолжил: – Какие твои годы-то…
Хоть лица пока и не видел – знал твердо: Дин улыбнулся. А если это так, то мои слова все же не пустое колебание воздуха.
Оба замолчали.
Однако выйдя к совсем маленькой дорожке с выстроившимися в длинный ряд уличными фонарями, обмотанными все тем же знакомым «полозом», хищно шевелящимся при нашем приближении, спутник опять прервал тишину:
– Курт, а у вас с женой много детей? – тут посопел, почесал заскорузлыми черными ногтями лоб, будто пытаясь спрятать неловкость. Я уловил это краем глаза, но ничего не сказал. – Ты, это… извини: суюсь, наверно, не в свое дело…
– Да ладно тебе извиняться – тоже мне тайна какая, – ответил я и без какой-либо утайки сказал: – Дочка у меня, Клер зовут, десять лет ей. Шестого мая исполнится одиннадцать, – и прибавил с гордостью: – Большая уже совсем!..
– Действительно, большая девочка, – согласился Дин и вставил участливо: – Не будь всей этой чертовщины с природой, она бы уже давно за партой сидела вместе со своими сверстниками.
Я лишь с горечью вздохнул, поднял глаза на кровавое небо, две-три секунды осуждающе глядел, словно именно оно повинно во всех смертных грехах.
А тот вдруг задал совершенно неожиданный вопрос, от какого я даже замедлил шаг и поднял брови:
– Тебе много доводилось убивать?.. – приостановился, с серьезным лицом неотрывно посмотрел на меня. Вытянутый лоб, изрезанный глубокими морщинами, напрягся, брови незаметно задергались, в глазах проснулась выжидательность, даже непонятный мне страх.
Полминуты, наверно, держал на нем удивленный взгляд, раздумывал над тем, что бы такое ответить. В итоге решил открыться, рассказать, в общем-то, как все обстояло на самом деле: