Небо № 7 - стр. 31
Ситуация достигла критической стадии неловкости. Ника закрыла ладонью глаза и уставилась в пустую тарелку. Эмиль улыбнулся, представился повторно, пожал руку Максу – тот даже привстал с дивана – и в третий раз попросил меня немедленно подняться.
– Я думаю, мне надо идти! Сохрани купюру, вдруг мне снова понадобятся деньги на метро!
Мама бы сказала, что я поступаю некрасиво, но уверена, что если бы она слышала мои сердечные ритмы еще пять минут назад, то взяла бы свои слова обратно.
– Может, спустишься еще? – с некоторым вызовом в интонации поинтересовался Макс.
– Может, и спущусь, – ловко отбила я мяч и ушла.
Церемония тостов, вручения бессмысленных подарков и псевдодружественных объятий и братаний достигала апогея. Следующий шаг – пламенные дебаты.
Поскольку я являлась для друзей моей матери ярким представителем толерантного европейского общества, мне необходимо было эмигрировать до того, как тема политики выйдет в арьергард. Не придумав ничего лучше, я черканула родной матери сообщение, что надо поговорить приватно, но она отмахнулась. Тогда я отправила еще одно, следующего содержания: «Если ты сейчас не выйдешь со мной в туалет, я спрошу, кто как относится к трансгендерам».
Прямо посреди тоста мама попросила ее простить и потащила меня в уборную.
– Ну что такое? Что так срочно могло тебе понадобиться? Не тампон же!
– Не тампон, – начала я отвечать, захлебываясь эмоциями и глотая гласные. – Помнишь, я тогда решила, что стану проституткой, и села в машину…
– В какую машину ты села? – Мама опрокинула в себя бокал, который машинально взяла с собой. – Я думала, что ты меня надула и спокойно поехала к Саше.
– Я просто не хотела, чтобы ты нервничала. Точнее, хотела, чтобы ты поняла, что я человек слова. Короче, неважно. Так вот слушай. Он сидит там внизу, и я в него влюблена. Кажется.
Мама молча вышла из уборной. Вернулась с еще одним бокалом и едва початой бутылкой просекко.
– Ты пока разливай, а я пойду на него посмотрю. Где он сидит? Это заведение моего друга, тут почти все свои.
– В каминном зале, на крайнем диване, с ним девушка – тощая как жердь, в белом сарафане.
Мама оставила меня наедине с бутылкой.
Вернулась она взъерошенная, осыпала меня градом нецензурных междометий, скинула туфли и присела рядом со мной на кафель.
– Ты сдурела? Только не говори, что ты сейчас серьезно. – Несколько секунд она сверлила меня взглядом, потом окинула взором коробчатый свод огромного санузла и пригубила игристого.
– Да, мам! Я серьезно! И кажется, я влюбилась, – впервые поведала я маме о своих чувствах. До этого она даже про Бекхэма не знала.