Небесное чудовище - стр. 8

И вот мы рядом, висим в воздухе, смотрим глаза в глаза.

Зонт брошен на землю. Ну и пусть, ведь дождя больше нет. Только мы. Легкий ветерок играет с длинными серебристыми волосами и элегантными серо-лиловыми одеждами. Доносит ту чарующую мелодию. Я купаюсь в ней, очищаюсь и по-прежнему грежу наяву.

В реальности не бывает таких красивых. И таких высоких. Если бы мы стояли на земле – моя голова была бы на уровне его груди.

– Как ты понял, что я – девушка? – спрашиваю с волнением. Хочется, чтобы он видел во мне не только особу женского пола, но и красавицу. Наверное, я многого хочу.

Он лишь улыбается. И эта улыбка может свести с ума. У него во взгляде пляшут смешинки. Глаза серые, словно их запорошило, но живые, утопают в длинных ресницах.

– Я многое знаю, – снисходит до ответа.

– Ты бог?

Зачем спрашиваешь, дура? Очевидно же. Кто еще мог явиться и вот так остановить мой дождь?

Он лишь качает головой.

– Скорее странник.

Вернее, лжец. Странники не носят шелковых одежд с затейливой вышивкой и предпочитают убирать волосы. Но мне все равно.

– Скажешь мне свое имя? – Смотрит внимательно, чуть наклонив голову.

Любуюсь его скулами, очертанием губ. Безупречный. Даже лучше, чем я фантазировала. Хотя я никогда прежде не видела такой совершенной красоты.

Пожимаю плечами.

– У меня нет имени. Дядюшка зовет меня Никчемной, люди – Ю.

– Ю?

– Да, Ю, как дождь.

Он протягивает руку, касается моих коротких прядок. Пальцы у него длинные, тонкие, перебирают волосы, словно струны музыкального инструмента.

И меня осеняет.

– Так это ты играл тогда, – машу рукой за спину, будто обозначая прошлое, – в бамбуковой роще?

– Кто знает, – усмехается он, и за эту усмешку можно отдать жизнь. – А можно я тоже дам тебе имя?

Киваю, спрашивая:

– И какое же?

– В твоих волосах запуталось пламя… – Он на миг задумывается. – Я буду звать тебя Огонек.

Расплываюсь в улыбке, довольная, как сытый котенок, подставляясь под ласку его чутких пальцев. И так же, по-кошачьи, жмурюсь. От незнакомца веет родным. Будто я знала его давным-давно и много лет подряд, но потом почему-то забыла. Но – не знаю, откуда, – приходит понимание: что бы я ни сказала или ни сделала сейчас, он заранее мне все простил.

Чтобы проверить, открываю глаза и произношу:

– Я тоже хочу дать тебе имя.

– Любопытно. – Он вскидывает посеребренную бровь. Прямую и идеальную, как меч.

Позволяю себе коснуться его волос. Как и ожидалось – чистый шелк, чуть более жестковатый, чем должно.

– А твои волосы уже перегорели, на бровях и ресницах тоже осел пепел. – Беззастенчиво скольжу пальцами по скульптурным чертам. Он позволяет. – Кто сжег тебя?