Не злите добрую колдунью! - стр. 23
Мы остановились перед чуланом под лестницей. Ведьмак оглядел закуток и кивнул на хлипкую дверь:
– Он все время был здесь?
– На нем печать неподвижности, поэтому убежать не должен, – рассудила я и уткнулась носом в рукав платья, представив, какой «божественный» запах стоит в кладовке. Хоть топор вешай. У соседа, к слову, один был. Могли бы из исследовательского интереса провести эксперимент.
– Открывай, – поторопил он, теряя терпение.
Проглотив совет не дышать глубоко, а лучше вообще не дышать, я повернула ручку и дернула на себя дверь. Изнутри, больше не сдержанное заклятием, на нас хлынуло облако зловония. Оно практически сбивало с ног. Я была готова, а вот ведьмак отшатнулся.
– Господи боже, – едва слышно пробормотал он, тоже утыкаясь носом в сгиб локтя.
Пленник по-прежнему сидел, горестно уронив голову на грудь, словно страшно печалился одиночеством.
– Вот твой Дюк, – прокомментировала я. – Как сказала: целый и невредимый.
Ведьмак покосился на меня как на чокнутую. Не то чтобы прежде он смотрел как-то иначе: с пиететом, согласно королевскому указу, или, того хуже, с мужским интересом.
– Ты дала умертвию имя?
– Он заслужил! Ты не видишь, что ли? Жизнь с тобой его доконала. Обидно уходить в вечный сон безымянным.
Откровенно говоря, Дюк давно протянул ноги, притом гораздо раньше, чем попал в кладовку моего дома.
– Это он тебе сказал? – усмехнулся ведьмак в рукав.
– Если бы твое умертвие могло говорить, то давно потребовало бы банный день! – начала беситься я. – Не в курсе, что его надо мыть? Желательно, почаще. Я думала, что это очевидно любому некроманту.
– Некроманту, может, очевидно, но я не некромант, – зачем-то высказался ведьмак, не уточнив, что мне делать с этим знанием.
– А за Дюком тебя, значит, попросили посмотреть? – не преминула съехидничать я.
– Вроде того. Зачем ты его прикрыла? Замерзал?
– В саван замотала! – огрызнулась я.
Отодвинув меня с дороги, он отбросил коврик мыском сапога, схватил неподвижного питомца за ноги и дернул. Стоило Дюка сдвинуть, как неустойчивая конструкция из тяпок, грабель и лопат с грохотом рассыпалась, накрыв исстрадавшееся чудовище. В смысле, именно то из двух чудовищ, которое было мертвым. А с полки восторженно, словно только и ждал возможности объявить о себе, свалился пыльный уличный фонарь. Он припечатал скрюченного ведьмака аккурат в район лопаток и, задорно отпрыгнув в сторону, со звоном разбился.
На дом опустилась звенящая тишина. Вокруг все замерло. И даже я. Кажется, можно было услышать, как в огороде стрекочут сверчки, не подозревающие, что им тоже следует замереть. Ведь у нас как-никак развернулась фонарно-тяпочная драма.