(не)жена для олигарха - стр. 38
Иван упирается руками по обе стороны от моих бёдер, проводит носом от ключицы к уху, прикусывает мочку, посылая по телу волну сладкой щекотки.
Раньше бы я млела и наслаждалась этой нехитрой лаской, теперь отстраняюсь, прошу жалобно:
— Не надо, Ваня… Пожалуйста…
— Почему? — недоумевает он, но всё-таки отстраняется.
— Потому что я не железная… А от таких нежностей… я таю… — смущаюсь, опускаю голову, прячу за волосами пылающие щёки.
— Так растай, — бархатным шёпотом щекочет он моё ухо. — Хочешь, растаем вместе?
Мотаю головой:
— Нет, не надо. Никаких «вместе». Я больше не верю тебе. Сердце своё распахнула, дура, чтобы ты в него плюнул…
Он проводит согнутым пальцем по моей щеке — собирает слёзы. Не выдержала, прорвало плотину.
— Там, под деревом, когда дарил кольцо из травы, я был искренен с тобой, — говорит он, и в глазах, которые сейчас на уровне моих, плещется печаль. — Я действительно хочу, чтобы у нас было всё по-настоящему. Я устал от фикций: у меня все эти годы была иллюзия счастливой семьи, иллюзия невесты, иллюзия брата…
— Кстати, о брате. Вы совсем не похожи, и фамилия у него другая.
— У него и мать другая — отец же сказал. Уж не знаю, о чём он думал, когда связался с цыганкой. Правда, не бродяжкой, конечно. Дочерью барона. А она потом подбросила ему ребёнка. Мы действительно родились с ним в один день, не только в один год. Отец принёс его в дом, и моя мать — святая женщина! — не только измену мужу простила, но и ребёнка его приняла, как своего. И фамилию ему свою дала: Неклюдина — девичья фамилия моей матери. Артур мою маму, наверное, сильнее, чем я, любил. Я вон смирился с женитьбой отца на Клэр — он нет. Он счёл это предательством матери. Но знаешь, что я тебе скажу: будь с ним очень осторожна. Артур по-настоящему опасен. И связан с криминалом.
Горько усмехаюсь:
— Да уж, не семейка у вас, а змеиное логово.
— Поэтому ты и стала моим лучиком света — чистая, искренняя, открытая. — Он притягивает меня к себе, целует в глаза и уголок губ. — Знаешь, благодаря тебе я вдруг понял, что у меня есть сердце, и оно выстукивает твоё имя.
Так нельзя! Я даже зажмуриваюсь. Так нельзя! Я могу влюбиться вновь, сильнее прежнего и… погибнуть…
Он мягко усмехается:
— Какая же ты трусиха! Почему бы не рухнуть в омут с головой? А? Чего боишься? Сама же говорила, что предки у тебя революционеры были. Давай, дерзай. Свергни мой диктат и установи свой.
И я ведусь на провокацию. Кладу руки на плечи, чуть сжимаю ткань сорочки и целую. Сама. Первая. Дерзко.
Но власть моя длится недолго — вскоре он перехватывает инициативу, и теперь мы уже жадно… пожираем друг друга…