(не)жена для олигарха - стр. 18
Горько усмехаюсь:
— Снова покупаете? На нормальные чувства вы не способны… Смелости не хватает — любить девушку, покорять, добиваться…
— Времени, — с неожиданной горечью отвечает он. — Нужно как можно скорее погасить этот скандал в прессе. Он бьёт по репутации, по бизнесу…
— Разве может что-то ударить по торговле золотом? — удивляюсь я.
— Может… Чем выше ты взлетаешь, тем чище должна быть репутация…
— Вам не кажется, — говорю я, — что о репутации следовало думать раньше?
Он шарахает кулаком по столу:
— А ну молчать! Будет всякая пигалица меня учить и морали читать!
Я аж подпрыгиваю на месте и начинаю часто моргать: когда на меня орут — невольно начинаю плакать. От крика и несправедливых упрёков мне всегда больно делается, невыносимо просто.
— И нюни мне здесь не распускай! — всё так же грозно ворчит Демидов. — Отвечай: поможешь или нет?
— Нет! — выпаливаю я.
— Ну что ж, — говорит он, медленно поднимаясь во весь свой огромный рост, — я хотел по-хорошему. Но по-хорошему ты не понимаешь. Будем по-плохому.
Он хватает меня, запрокидывает через локоть и, нависнув, впивается в губы диким злым поцелуем. И одежду при этом комкает, мнёт, тянет. Ткань вот-вот треснет.
А спасения ждать неоткуда.
Мычу ему в губы, ужом вьюсь, кулаками колочу. Только ворог силён, и где мне, слабой пигалице, такого одолеть, побороть? Понимаю, что не высвободиться, что мои попытки лишь сильнее заводят его — ишь, уже не целует, пожирает прям, — и беспомощные слёзы текут по щекам, прожигают дорожки, солят наш поцелуй…
Ведь если он сейчас меня на стол опрокинет и ноги мне раздвинет, я могу хоть на всю администрацию орать, никто не прибежит. Карпыч потом руками разведёт, на социальную несправедливость посетует…
За что мне? За что?
Наверное, сжалилась надо мной всё же Вселенная — Демидов вдруг прерывает свой поцелуй-пожирание. Чуть отстраняется, упирается лбом в мой лоб, дышит тяжело.
— Совсем ты меня с ума свела, — говорит тихо и как-то горестно, — не ведаю, что творю.
А меня всю трясёт, натурально колотит.
— Отпустите, — прошу жалобно.
Но он вместо этого лишь прижимает к себе сильнее, пальцами в волосах путается, нежно-нежно так.
— Не пущу, пока не выслушаешь… Я ведь не такой.
— Какой такой?
— Я не беру женщин силой. — С этими словами он не только меня отпускает, но ещё и отходит подальше, садится вновь на стул, который опасно скрепит под его массой. Ерошит тонкими пальцами золотистые кудри и бормочет, не глядя на меня: — Конечно, ты мне не веришь теперь. И я бы не верил. Но это только с тобой так. Я тебя как на экране монитора увидел — так и пропал. Нырнул в твои глаза зелёные — и как в лесном омуте сгинул. Только о тебе все мысли и были. Поэтому и ввязался в эту пакость с правом первой ночи.