Не здесь и не сейчас. Роман - стр. 26
– Слушай, Марат, а что это за глюк – новое биде в старой советской общаге, да ещё в мужском туалете? Я вчера, кстати, чуть с ума тут у вас не сошёл, думал, белая горячка началась, – вернувшись в комнату, спросил Макс.
– А-а, биде наше… Да уж, вещь сильная, впечатление производит, конечно. Сколько я на этом деле пари выиграл… – Марат поудобнее уселся на своей огромной кровати, приготовившись долго и с удовольствием рассказывать о местной достопримечательности, которая послужила причиной возникновения множества баек. – Помню, как-то…
Рассказ был прерван диким грохотом, который, по всей вероятности, должен был изображать стук в дверь. В тот же момент дверь распахнулась, и Макс увидел в проеме своего двоюродного брата, который с порога закричал:
– Марат, ну как, нашёлся он? Тут такое дело… – брат увидел Макса и без лишних церемоний перешел к сути: – Короче, Макс, хорошо, что ты здесь – там внизу твои мама с бабушкой, тебе повестка на отправку пришла, теперь прапорщики каждый день ездят, а ещё это… у тебя отец вроде повесился. Или чуть не повесился, как-то всё на бегу говорили, я-то ещё не спавши сегодня, да с похмелья, может, не понял чего…
Макс успел добежать до середины коридора, когда услышал Марата, кричавшего ему вслед:
– Тащи их сюда, аптечку найдем сейчас!
– Что с отцом? – выпалил Макс, подбегая к стоявшим на крыльце общаги маме с бабушкой.
По недоумённой реплике бабушки «А что с ним?» понял, что вариант «чуть не повесился» ближе к истине, и ему стало легче. Однако дальнейший разговор произвёл на него гнетущее впечатление – слишком уж сухо и отстранённо держалась мама. Она сообщила, что без него они с бабушкой в райцентр не вернутся. Так велел отец, который после третьего визита не стеснявшихся в выражениях прапорщиков бросил в сердцах «Лучше повеситься нах… й, чем такого сына иметь!» и ушёл, не сказав куда. Ближе к ночи мама с бабушкой уже подумывали идти прочёсывать чердаки, сараи и прочие укромные места, где принято вешаться, но тут вернулся живой и здоровый (правда, сильно пьяный) отец. И вот теперь они здесь, настроены серьёзно, то есть уезжать без него не намерены.
Он пригласил маму с бабушкой наверх, рассчитывая усилить свои позиции, подключив к переговорам Марата, но подниматься они отказались. Все аргументы, которые он сумел найти самостоятельно, разбились о лёд двухмесячной обиды матери (бабушка, как подозревал Макс, держалась строго больше из родительской солидарности).
После всех ужасных событий, которыми Кто-то Там Наверху щедро нашпиговал всего одни сутки его жизни, Максим находился на грани некоего анабиоза, странного сна наяву. До полного погружения в апатию и утраты воли оставалось несколько секунд. Ещё чуть-чуть, и он, на время потеряв чувствительность, то есть не ощущая своего поражения и не испытывая досады от крушения недавно приобретённых надежд, поехал бы с родителями в райцентр, сдаваться прапорщикам. В то же время он отлично понимал, что это спасительное бесчувствие долго не продлится; что горечь поражения и сожаление о потерянном рае очень скоро вернутся, и хорошо будет, если к их возвращению в его жизни появится что-то такое, что не позволит горечи и сожалению загрызть его насмерть. А ещё он знал, что ему, двадцатилетнему призывнику-переростку, которому военком лично обещал отправку в стройбат, в ближайшие два года глупо даже надеяться на «что-то такое». Но сил, чтобы сопротивляться здесь и сейчас, уже не было.