Не время умирать - стр. 18

Катерине вспомнилась давнишняя, невесть откуда вычитанная, врезавшаяся в память фраза о том, что голос крови убитого вечно вопиет от земли. Никакая это не фигура речи – вопиет, еще как. Неоднократно сама ощущала, не ухом, конечно, но сердцем. Неслышный, невыносимый крик.

И именно поэтому, не за паек, оклад, бесплатный проезд – литер «Б» и прочее Катя Введенская снова трудится в розыске. Несмотря на дипломы кредитно-экономического института и ВЮЗИ[4], не пошла и не пойдет ни в бухгалтеры, ни в юрисконсульты – пусть сто раз ближе к дому и царский оклад плюс переработки и прогрессивки[5].

Поэтому нарушила обещание, данное мужу (о чем он еще не знает), вынесла тяжелые разговоры, еще более тяжелое молчание золовки Натальи. С болью сердечной смирилась с тем, что сына Мишку видит теперь чаще всего спящим. Она поздно приезжает домой, если вообще возвращается.

Поэтому – и это главное! – переступила через собственный характер, просила начальника райотдела, капитана Сорокина, «посодействовать» в устройстве обратно на службу. Не побоялась его обидеть – а он обиделся, поскольку в их собственном районе не хватает рук и голов, а Сергеевна, предательница, явилась лишь затем, чтобы влезть обратно в МУР.

Но Николай Николаевич проглотил обиду и просто пообещал: сделаю, что смогу. Поскольку мог многое, то Введенскую, бывшего опера по особо важным делам, последние несколько лет – декретницу, жену уголовника, вновь оформили на работу. А теперь еще и командовать поставили вместо умницы Виктора Волина – пусть и потому, что некому больше, но все-таки.

Раз так, то Сергеевна твердо намерена упорно работать над тем, чтобы земля более не хлебала невинной крови.

Схему она с грехом пополам закончила, подтягивались из кустов неумехи – понятно, ни с чем. Из сумеречного тумана выпрыгнули Анчар и Кашин. Потом еще один молодой опер. Овчарка выглядела на удивление оживленной, Кашин, которому уже хорошо за сорок, даже не запыхался, а этот, салага, бывший разведчик, язык вывалил и имел бледный вид. Анчар и проводник чистые, чуть у одного лапы, у другого сапоги замызганы, а у этого форма вся в грязюке и в сапогах хлюпает.

– Слушаю, Павел Иванович.

Проводник извлек из нагрудного кармана узелок из платка.

– Сначала находка.

Развернув ткань, Введенская присвистнула.

– Удавка.

– Она.

– Где обнаружили?

Она протянула планшет, карандаш, проводник принялся чертить. Катерина, жужжа фонарем, подсвечивала.

– След ведет в сторону области.

– Снова на окраину, – уточнила она, ощущая холодок под ложечкой. Окраина-то ее.

– Верно. И так же, как и в прошлый раз, петляет по всем лужам, кропя следы керосином.