Не возвращайся - стр. 20
– Хватит оплакивать. Живой я. Не видишь? Присмотрись хорошенько. Живой. Нравится или нет, но факт остается фактом. Не признала…или не захотела признать, потом разберемся. Время еще будет. До хрена времени.
А внутри все больнее и больнее, как будто узнаю его, слова, голос, интонацию. Напор этот Огневский, яростный. Сердце колотится болезненно и отрывисто. Как будто обрывается с каждым ударом.
– Отворачиваешься…отворачивайся.
Руки разжал и отошел от меня, несколько шагов вглубь комнаты сделал. На стол бросил пачку сигарет, зажигалку. Стянул через голову свитер, принялся рубашку расстегивать. А я так и стою у двери. Хочется удрать, распахнуть ее и сломя голову броситься прочь. Но ноги вросли в пол.
Как завороженная жду, когда рубашку снимет. Там ведь…его тело. Татуировки, родинки…Я их помню. Они ведь там есть. Вот сейчас увижу, и все на свои места встанет. Стянул рубашку, а у меня горло перехватило, я даже за него рукой схватилась. Вся спина – жуткое месиво. Места живого нет. Одни шрамы. Громоздятся друг на друге разной степени давности. Какие там родинки…там молекулы не видно. От одной мысли, что кто-то вот так глумился над живым человеком, меня затошнило. Я даже представить себе не могла, что его били. Не просто били…с него кожу живьем сдирали.
Обернулся с рубашкой в руках. А у меня вся краска к лицу прилила. Стыдно стало, что вот так отталкиваю его. Обожгло этим стыдом щеки, и они зарделись.
– Мне сказали, сын у нас…
Дышать стало еще тяжелее. Согласиться, значит признать его…значит сказать, что Антон наш сын. То есть его. То есть ЭТОГО Сергея.
– Да, у меня есть сын.
Хмыкнул с горечью. Отвернулся, аккуратно сложил рубашку на стул рядом со свитером.
– Как назвала?
– Как хотел мой муж…
– Антошка, значит. Тоныч Огнев…Тебе ж не нравилось…Переступала через себя. Молодец.
Наклонился, ботинки стянул. А я смотрю на его тело вроде такое же сильное, поджарое. Но очень худое. Мышцы выделяются и сухожилия. Кажется, мяса совсем нет. А на плече…там должна быть татуировка. Ласточка над морем, и кусочек крыла слегка смазан. Сергей ее еще в армии сделал. Рассказывал, что пацан-салага, который татуху бил, по шее от одного из «дедов» как раз получил, и рука съехала, а у ласточки крыло смазалось. Я его…я по этой татуировке его опознавала. Господи! Как же с ума не сойти сегодня! Только плечо в тени, и мне ничего не видно.
– Я пойду помоюсь, вещи мне приготовь переодеться. Пожалуйста. Если не трудно.
Сказал, как отрезал, и в ванну пошел. Стало немного легче. Как будто он своим присутствием давил мне на мозги. И тесно с ним было, воздух спертый, наэлектризованный и, кажется, вот-вот рванет от этого напряжения. На сумку посмотрела. Она очень похожа на ту, с которой он уехал. Но где она тогда хранилась столько лет? Может быть, ее привезли…осталась в части? В любом случае он разрешил достать его вещи. Я с любопытством ринулась к сумке. Как будто именно там могла найти какие-то ответы на свои вопросы. А там тельняшка, пара трусов, носки, джинсы ношенные и полотенце. В кармашке змейку дернула, сунула руку и выдернула оттуда записную книжку, быстро открыла, а из середины выпала фотография, плавно приземлилась на пол.