Не твоя… - стр. 28
Мысли Карима были прерваны появлением суетливой темной тени, деловито несущей таз с постиранным бельем. Он пригляделся– это была Мариям, Умм Валид (араб.– мать Валида) – русская мать его друга Валида, та, что была направлена к Владе.
– Умм Валид,– с уважением, но достаточно властно окликнул ее Карим,– таалю (араб.– идите сюда).
Та быстро поставила таз на землю и, семеня, поспешила к мужчине.
– Кейфа (араб.– как она?)?– спросил он ее тихим голосом с достаточно сосредоточенным лицом.
Теребя свою абайю и смотря в пол, Мариям отрапортовала:
– Ну, она покушала, заснула…
– Хильв (араб.– хорошо),– еще тише произнес Карим, словно опасаясь, что его слова кто– то услышит.
Мариям почтительно наклонила голову и хотела было вернуться к своему белью, но он окликнул ее уже со спины
– Приготовьте ее. Завтра я буду ночевать в той комнате.
Та молча кивнула, не демонстрируя на своем лице никаких эмоций и засеменила прочь.
Оставшись один, Карим поднял голову на небо. В кромешной иссиня– черной тьме нежным слабым свечением горели звезды. Еще два года назад точно так же он смотрел на них с крыши своего дома в одной из окрестных деревень Хомра, мечтая о славе героя Сирии, подобно своему прославленному родственнику. Те же кувшины большой и маленькой медведицы…В детстве мать обещала ему, что если он будет хорошо себя вести, Аллах обязательно нальет ему из них самого вкусного молока на свете… Время шло, а молока все не было…Мать его обманула, а может, Аллах…– Карим думал обо всем этом и ему становилось все грустнее… Жизнь– жестокая вещь. И он должен быть жестоким…
Глава 6
Сумбурные картины прошедшего дня и ночи смешались в блуждающем сознании Влады в кашу. Вот, она падает в яму, но эта яма– багажник автомобиля. Потом вдруг появляется яркий свет– она пытается на него бежать, но к земле ее придавливает Карим. Он громко смеется, она смотрит на него и почему– то видит в нем черты Васеля. Еще секунда– и черты ее любимого становятся все более отчетливыми. А потом картинка снова какая– то неясная и размытая. И вот, она сидит в опере и слушает какую– то протяжную песню в плохом исполнении певца. Он пытается петь нараспев, старается. Но выходит как– то комично и крайне бездарно. По телу Влады словно бегут мурашки, ей очень плохо от этого пения, неприятные ощущения от которого усиливаются заметным ознобом.
Влада проснулась. За окном протяжно тянул мулла. Он еще не начал читать свою призывную к утреннему намазу молитву, а словно распевался, беря те или иные аккорды. Его пение было каким– то страдальческим, измученным. Как будто это дело давалось ему с большим трудом или же он переживал какую– ту тяжкую душевную драму. Наверное, так и читают молитву, когда ты на войне. Слишком много боли вокруг, слишком много смертей… В комнате было очень холодно. Шуфаж почему– то затух, а ворочаясь во сне, Влада, видимо, раскрылась. Девушка прислушалась к звукам в доме– было заметно тише, чем тогда, когда ее покинул Карим. Но она все же различала шаги людей, тихие разговоры…