(Не) твой ребёнок - стр. 27
– Хорошо хоть не кипяток, – копирует он мои мысли, только уже вслух с усмешкой и сарказмом. – Будем считать я принял вечерний душ.
Он соблазнительно ухмыляется, я не могу устоять от его улыбки. Меня всю пружиной жёсткой сжимает, а потом на кусочки рвёт. От того, КАК он на меня смотрит, КАК улыбается.
И вообще, как он может сейчас шутить?
Ну правда! Если бы это был кипяток?
– Прошу, простите. Мне так стыдно!
Я начинаю метаться из одной стороны в другу. Не знаю, что делать. А потом, запаниковав, вообще голову теряю. Пальцами в белоснежную рубашку впиваюсь и пытаюсь пуговицы на ней расстегнуть.
– Я помогу вам, помогу… – бормочу лихорадочно, вся трясусь. Пальцы тоже трясутся, но я кое-как расстёгиваю дорогую и стильную вещь.
Рывок назад. Я срываю с босса рубашку. Замираю.
Не могу больше и слова выдавить, потому что вижу перед собой идеально красивое, натренированное тело. В ступор впадаю. Как зачарованная пялюсь на живое произведение искусства.
Пропадаю. Теряюсь. Забываюсь, к дьяволу!
Ладонь вперёд тяну и на твёрдые мышцы груди опускаю. Провожу по гладкой, смуглой коже вниз. Чувствую, как они тугими канатами натягиваются, обжигая ладонь.
Дыхание Волкова учащается. Он тоже замер. Во взгляде начальника что-то меняется. Там просыпается торнадо. Или попросту… дикий хищник.
Дыхание его горячее, бурное. Оно в волосы мои вплетается, вызывая мурашки у корней волос. Я понимаю, нет! Нельзя! Надо остановится, надо…
Но меня терзает, рвёт, колбасит внутри. До боли! До невыносимых ощущений. До смерти!
Поэтому я поднимаю голову и в лицо его мужественно смотрю, которое кажется мне самым неземным на свете. Тону в синеве бездонных глаз, лечу в их бесконечность, становясь звёздной пылью. Мои губы распахиваются, сердце гремит громче колокола, а слова вырываются резко, сами по себе:
– Я-я-я, простите… Я должна вам п-признаться. Я так больше не могу! Я… я кажется…. вас люблю.
Бам!
Грохот в сознании.
Жаром захлёстывает напряженные до безумия нервы.
Что я натворила…
Он же теперь меня уволит за такие слова!
Моя любовь к этому мужчине должна остаться запретной.
Брови Волкова взлетают вверх, глаза широко распахиваются, полыхая серебристыми искрами. Я резко отталкиваюсь от обнажённого тела босса и лечу в коридор, лепеча под нос:
– Простите, простите… Я глупая. Не должна была.
Олег Владимирович бросается следом за мной. Я на дверь со всей силы наваливаюсь, открываю её, пытаюсь ноги в туфли всунуть.
Бам!
Дверь захлопывается. Точнее, он её захлопывает мощным ударом кулака.
Вздрогнув, я прижимаюсь лбом к холодной поверхности двери.