Не твой наследник - стр. 46
– Да, беременность определенно есть. Срок приблизительно пять недель, закрепление по задней стенке. Я бы сказала, низковато, но пока судить рано, лучше сделать еще разок через пару недель. А пока я бы рекомендовала попить дюфастон.
– Скажите, а постинор не мог навредить?.. – мямлю я, с трудом слыша собственный голос сквозь гул в ушах. – В смысле, отклонения какие-то…
Дама бросает на меня осуждающий взгляд. Думает, наверное, что молодое поколение – сплошь идиоты, которые не умеют предохраняться. Спасибо, это платная клиника: приди я в районную женскую консультацию, непременно услышала бы в свой адрес много нового.
– Постинор может предотвратить беременность, если его выпить до оплодотворения. Но если оплодотворение произошло, на развитие плода препарат никак не влияет, – терпеливо поясняет доктор.
– Но я же выпила его через… Меньше чем через сутки после… Разве могло так быстро?
– Значит, вы попали прямо в овуляцию. Так что, сохранять будете? – она поворачивает ко мне монитор, но все, что я могу увидеть в этой черно-белой ряби – всего лишь маленькая фасолинка.
– Я… Я не знаю… – умоляюще смотрю на экран и чувствую, как Ян кладет руку мне на плечо.
– Сейчас, секундочку… – врач переключает что-то на клавиатуре, и кабинет оглашается частым стуком маленького сердца.
– Я… Я не знаю… – умоляюще смотрю на экран и чувствую, как Ян кладет руку мне на плечо.
– Сейчас, секундочку… – врач переключает что-то на клавиатуре, и кабинет оглашается частым стуком маленького сердца.
До этого момента мне не верилось, что все, что со мной происходит – по-настоящему. Нет, я отлично понимала умом: беременность означает либо аборт, либо роды, но все эти слова казались абстрактными терминами. Теперь же, услышав, как бьется сердце моего ребенка, я отчетливо осознаю: я уже не одна. Внутри меня – самый настоящий человек, и от моего решения зависит, будет он жить или нет. В груди щемит от таких сильных эмоций, которые я никогда не испытывала прежде. Не знаю, что это. Вряд ли радость или материнские инстинкты. Скорее, благоговейный трепет перед чудом. А как еще это можно назвать? У фасолинки, которую я даже не чувствую, есть сердце? Так разве я могу взять на себя ответственность и сделать так, чтобы оно остановилось навсегда? Не я вдохнула в него жизнь. И я не имею права ее отбирать.
Я ничего не отвечаю врачу, потому что пока боюсь признаться вслух даже не ей – самой себе – что все уже никогда не будет, как раньше. Ян деликатно молчит, пока мы идем к реке, давая мне возможность все переварить. Какое-то время бредем в тишине, пришибленные новостью, не обращая внимания на проносящиеся мимо машины. Потом Ян все-таки не выдерживает.